Саксонские Хроники - Страница 1114

1114

И тут я понял: люди часто видят то, что хотят увидеть. Мой кузен видел сотню врагов, толпящихся у северных ворот, и ему наверняка показалось, что мы отступаем и теперь зажаты между его превосходящими силами и злобными норвежцами снаружи. Он видел победу.

Этельхельм видел то же самое. Он умел считать и понимал, что нас куда меньше и мы стоим ниже по склону. Он видел, что мы в ловушке, и когда солнце скрылось за западными холмами, он с ликованием уверился в том, что отомстит.

Но я очнулся от грез и внезапно осознал, как в этот день будут сражаться мои волки.

— Финан, — крикнул я, — пока не услышишь рог, держи своих людей вне поля зрения. А тогда оставь шестерых в помощь Гербрухту и приводи к нам остальных. Будешь замыкать строй!

Нужды еще что-либо объяснять не было. Когда Финан выведет свой отряд, он сам поймет, чего я от него хочу. Он кивнул, и почти в то же мгновение церковный колокол, трезвонивший с тех пор как мы ворвались в крепость, умолк, и воины моего кузена проревели боевой клич.

— Что происходит? — спросил Финан.

— Этельхельм как-то пробрался внутрь. У него человек шестьдесят или семьдесят. Теперь нас меньше.

— Намного?

— Намного.

Финану, наверное, передалось мое настроение, потому что он широко улыбнулся. А может, он просто пытался приободрить своих людей, которые всё слышали.

— Так эта сволочь Этельхельм все-таки там, — сказал он. — Нас меньше, а они стоят на холме. Это значит, что мы атакуем?

— Ну конечно! — прокричал я в ответ. — Дождись, пока дважды протрубит рог, и выступай!

— Мы придем! — отозвался он и повернулся, чтобы поторопить своих людей, сгоняющих голых пленников к овражку между скалой и внешней стеной.

Протрубил рог. Не мой, а из центра крепости. Он звучал долго и на печальной ноте, и я решил, что кузен двинулся к нам, но когда я вернулся через Верхние ворота, то увидел, что он послал в нашу сторону всего одного всадника. Копыта крупного жеребца громко цокали по камням. Всадник был еще далеко и двигался медленно, его лицо скрывали нащечники. На мгновение я понадеялся, что это мой кузен, но тот остался рядом со стеной из щитов, как и Этельхельм среди своих алых плащей на возвышенности. Значит, это поединщик решил нас подразнить.

Я повернулся к нему спиной и посмотрел на сына.

— У скольких твоих воинов копья? — спросил я.

— Может, у десяти. Не слишком много.

Я обругал себя за то, что не подумал о копьях раньше, потому что люди Финана наверняка выбросили кучу копий через стену, но и десяти хватит.

— Когда атакуем, — сказал я сыну, — поставь копьеносцев во второй ряд. Щиты им не понадобятся.

Я не стал ждать ответа и пошел навстречу всаднику.

Это оказался Вальдере, прибывший с Этельхельмом, но сразу же по прибытии присоединившийся к моему кузену. Он остановил лошадь в десяти шагах от моей стены из щитов и откинул нащечники, чтобы я мог разглядеть его лицо. Он был в том же плаще из медвежьей шкуры, что и в день появления Эйнара. Наверное, он вспотел в этом тяжелом одеянии, но в плаще он казался крупнее, в особенности верхом. Его суровое лицо обрамлял поцарапанный в битвах шлем с навершием в виде когтистой орлиной лапы, а на руках сверкали золотые браслеты, как и у меня. Воин во всем блеске свой славы, и он смотрел, как я приближаюсь, а потом выковырял что-то из желтых зубов и щелчком отправил в мою сторону.

— Лорд Утред, — сказал он, имея в виду моего кузена, — дает тебе возможность сдаться.

— А что же он сам не осмелился это сказать? — поинтересовался я.

— Лорд Утред не говорит с ничтожествами.

— Но с тобой-то он говорит.

Почему-то это невинное оскорбление его разъярило. Я заметил, как он скривился, и услышал в голосе затаенную злобу.

— Хочешь, чтобы я убил тебя прямо сейчас? — проревел он.

— Да, будь добр.

Он осклабился и помотал головой.

— Я бы с удовольствием тебя прикончил, но лорд Утред и лорд Этельхельм хотят взять тебя живым. Твоя смерть развлечет их вечером в пиршественном зале.

— Слезай с коня и дерись! — ответил я. — Потому что твоя смерть развлечет моих воинов.

— Если сдашься сейчас, — продолжал он, не обращая внимания на мой вызов, — то умрешь быстро.

Я засмеялся.

— Что, боишься сразиться со мной, Вальдере?

Вместо ответа он просто в меня плюнул.

Я повернулся к нему спиной.

— Это Вальдере, — крикнул я своим воинам, — и он слишком напуган, чтобы со мной драться! Я предложил, но он отказался. Он трус!

— Тогда пусть дерется со мной! — выступил вперед мой сын.

По правде говоря, я не хотел, чтобы кто-нибудь из нас дрался с Вальдере, не потому что я боялся его мастерства, а потому что хотел напасть на врага до того, как тот соберется с духом. Люди напротив нас, что колотили мечами о щиты, не трусы, но любой человек должен набраться смелости, прежде чем двинуться навстречу смерти. Мы все боимся стены из щитов, лишь глупец будет уверять в обратном, но мои воины готовы к встрече со страхом, а людям моего кузена еще нужно свыкнуться с мыслью, что в этот вечер им придется сражаться.

Звон церковного колокола вызвал у них панику. Они собирались провести очередной скучный вечер, а вместо этого встретятся со смертью, и нужно время, чтобы подготовиться к этой встрече. А кроме того, они знали, кто я такой, знали мою репутацию. Священники и предводители говорят им, что они победят, но страх убеждает, что я не проигрываю, и я хотел атаковать, пока эти страхи пожирают их мужество. Вальдере же отсрочил атаку. Для этого-то он и поскакал к нам. Он прекрасно знал, что я откажусь сдаться, но просто хотел дать обороняющимся время собраться с духом. И то, что он отправился один мне навстречу, показывало его воинам, что он нас не боится. Это всё — часть танца смерти и всегда предшествует битве.

1114