Саксонские Хроники - Страница 205

205

— Ну… был поблизости, — с трудом выдавил из себя священник.

— Датчане брали город в осаду? — спросил Альфред.

— Нет, мой господин.

Альфред снова прочитал письмо. Он всегда питал огромное уважение к написанному и пытался найти намек на то, что ускользнуло от него при первом прочтении.

— Сейчас датчан в Эксанкестере нет, — заключил он, — но в письме не сказано, где же они. Не говорится и того, сколько их и что они делают.

— Они поблизости, мой господин, — безнадежно проговорил священник. — К западу от города, я думаю.

— К западу?

— Да, полагаю, что так.

— Что находится на западе? — спросил меня Альфред.

— Поросшая вереском возвышенность, — ответил я.

Альфред раздраженно отбросил письмо.

— Вот что, Утред, ты должен отправиться в Дефнаскир, — сказал он мне, — и выяснить, чем занимаются язычники.

— Да, мой господин, — ответил я.

А король ядовито добавил:

— Заодно тебе предоставится возможность отыскать жену и сына.

Пока шли бесконечные зимние дожди, священники нашептывали ядовитые речи в уши Альфреда, и тот достаточно охотно слушал их: саксы победят датчан, только если того пожелает Бог. А Бог, говорили священники, хочет, чтобы мы были добродетельны. А Исеулт была язычницей, и я жил с ней в грехе, в то время как у меня имелась венчанная жена. А еще на болоте шептались о том, что Исеулт стоит между Альфредом и победой. Никто не говорил об этом открыто, однако моя возлюбленная все равно чувствовала недоброжелательность окружающих. В те дни ее защищала Хильда, монахиня, христианка и жертва датчан, но многие думали, что Исеулт развращает Хильду.

Я старался не обращать внимания на злобные сплетни, пока однажды мне не рассказала о них старшая дочь Альфреда.

Этельфлэд к тому времени уже почти исполнилось семь, и она была любимицей отца. Эльсвит больше любила Эдуарда, а в те влажные зимние дни она постоянно беспокоилась о здоровье сына и новорожденной, что предоставило Этельфлэд большую свободу. Девочка частенько бегала по Этелингаэгу, где ее баловали и воины, и деревенские жители. Малышка была ярким лучиком света в те гнилые дождливые дни. Золотоволосая, улыбчивая, голубоглазая, она, казалось, не ведала страха.

Однажды я застал Этельфлэд в южном форте, где она наблюдала за дюжиной датчан, явившихся на нас посмотреть. Я велел девочке возвращаться в деревню, и она сделала вид, что послушалась, но час спустя, когда датчане ушли, я нашел ее за стеной, в одном из укрытий с крышей из дерна.

— Я надеялась, что датчане придут сюда, — сказала она.

— Неужели ты хочешь, чтобы они забрали тебя с собой?

— Нет, я хотела посмотреть, как ты их убьешь.

То был один из редких дней, когда не шел дождь. Зеленые холмы озарял солнечный свет, а я сидел на стене и, вынув из выстланных овчиной ножен Вздох Змея, острил клинок на точильном камне. Этельфлэд тоже захотелось попробовать: она положила длинный клинок на колени и, сосредоточенно нахмурившись, стала водить камнем по мечу.

— Сколько датчан ты убил? — спросила она.

— Достаточно.

— Мама говорит, ты не любишь Иисуса.

— Мы все любим Иисуса, — уклончиво ответил я.

— Если ты любишь Иисуса, — серьезно сказала малышка, — то наверняка сможешь убить еще больше датчан. Что это? — поинтересовалась она, обнаружив глубокую царапину на лезвии.

— Здесь мой меч ударился о другой меч, — пояснил я.

Это случилось в Сиппанхамме во время моего поединка со Стеапой, когда его огромный клинок глубоко врезался в металл Вздоха Змея.

— Я это исправлю, — заявила девочка и стала увлеченно работать, пытаясь загладить края царапины. — Мама говорит, что Исеулт — аглэсвиф. — Она слегка запнулась на этом слове, но потом, все-таки ухитрившись выговорить его, торжествующе улыбнулась.

Я ничего не ответил. Аглэсвиф — так назывался демон, чудовище.

— И епископ говорит то же самое, — с серьезным видом продолжала Этельфлэд. — Мне не нравится епископ.

— Вот как? А почему?

— У него слюни текут.

Она попыталась продемонстрировать, как именно, но при этом умудрилась плюнуть на Вздох Змея и стала вытирать клинок. А затем поинтересовалась:

— Так Исеулт и вправду аглэсвиф?

— Конечно нет. Она вылечила Эдуарда.

— Это сделал Иисус, а еще Иисус послал мне маленькую сестричку.

Девочка нахмурилась, потому что все ее усилия загладить царапину на клинке Вздоха Змея оказались тщетными.

— Исеулт — хорошая женщина, — сказал я.

— Она учится читать. А я уже умею читать.

— Правда?

— Ну, почти. Если Исеулт будет читать, она сможет стать христианкой. А мне бы хотелось быть аглэсвифом.

— Вот как? — удивился я. — Интересно почему?

Вместо ответа Этельфлэд зарычала на меня и согнула пальчики, изображая когти. Потом засмеялась.

— Это датчане? — спросила она, увидев, как с юга приближаются всадники.

— Это Виглаф, — ответил я.

— Он милый.

Я отослал девочку обратно в Этелингаэг на лошади Виглафа, а затем призадумался о том, что она сказала. Я гадал, в тысячный уже, наверное, раз, почему я остаюсь с христианами, которые уверены, что я оскорбление их Богу. Они называли моих богов «двоголдз», то есть фальшивыми, и считали меня Утредом Нечестивым, поскольку я не только поклонялся ложным божествам, но и жил с аглэсвифом. Однако все это меня нимало не смущало: напротив, я всячески рисовался, всегда открыто носил амулет с молотом Тора, и, кстати, в ту ночь Альфред, как всегда, вздрогнул при виде моего амулета.

205