– Не бойся, Утред, христианский бог здесь не властен.
– Правда?
– Конечно!
Он обыскал сарай на задворках монастыря, нашел хороший серп и сунул за пояс.
– Боги сражаются друг с другом! Это все знают. Посмотри на наших богов! Асы и ваны дрались, как коты, пока не помирились.
Асы и ваны были двумя ветвями рода датских богов и теперь населяли Асгард, хотя когда-то были злейшими врагами.
– Боги сражаются, – продолжал Рагнар серьезно, – и иногда побеждают, а иногда проигрывают. Христианский бог проигрывает – иначе почему мы здесь? Почему побеждаем? Боги вознаграждают нас, если мы проявляем к ним уважение, но христианский бог не помогает своим, так ведь? Они проливают перед ним реки слез, молятся ему, отдают ему свое серебро, а мы приходим и уничтожаем их! У них жалкий бог. Если бы он обладал настоящей силой, нас бы здесь не было, верно?
Это показалось мне логичным. Какой толк поклоняться божеству, если оно тебе не помогает? Нельзя было отрицать, что приверженцы Одина и Тора побеждают, и я суеверно держался за молот Тора, висевший у меня на шее, пока мы возвращались на "Летучий змей".
Мы оставили Гегнесбург разграбленным, его народ рыдающим, амбары опустошенными, и, когда гребли дальше по широкой реке, наш корабль был нагружен зерном, хлебом, солониной и копченой рыбой.
Позже, много позже, я узнал, что Эльсвит, жена Альфреда, родом из Гегнесбурга. Местный олдермен, побоявшийся с нами сражаться, был ее отцом; королева выросла в этом городе и постоянно сетовала, что после ее отъезда датчане разграбили Гегнесбург.
"Бог непременно покарает язычников, которые осквернили мой родной город!" – вечно восклицала она. Я счел за благо не упоминать, что сам был одним из тех язычников.
Мы закончили свой поход в городе, который назывался Снотенгахам – то есть "дом людей Снота". Это поселение было гораздо крупнее Гегнесбурга, но гарнизон его тоже бежал, а оставшиеся встретили датчан с горами провизии и серебра. У всадников было время донести досюда весть о гибели Гегнесбурга, поэтому большой город с крепкими стенами сдался без боя. Датчане всегда радовались, когда подобные вестники сообщали об их приближении.
Командам нескольких кораблей поручили охранять город, а остальные отправились обследовать окрестности. В первую очередь они добыли лошадей, и, когда у всех появились кони, отряды двинулись дальше, грабя, сжигая и разоряя.
– Мы здесь останемся, – сказал мне Рагнар.
– На все лето?
– До конца времен, Утред. Это теперь датская земля.
Еще ранней весной Ивар с Уббой отправили три корабля домой, в Данию, чтобы позвать сюда новых поселенцев, и теперь корабли начали один за другим возвращаться, привозя мужчин, женщин, детей. Вновь прибывшим было позволено занимать любые приглянувшиеся дома, кроме тех, что принадлежали мерсийским старейшинам, которые присягнули на верность датчанам. Один из присягнувших был епископом, молодым человеком по имени Этельбрид; он убеждал свою паству, что датчан послал Бог. Епископ ни разу не объяснил, зачем Бог это сделал – возможно, не знал и сам. Но в результате этих проповедей его жена и дети остались живы, его дом уцелел, а церкви даже оставили одну серебряную чашу для причастия. Правда, Ивар настоял, чтобы сыновья Этельбрида, близнецы, остались в заложниках на тот случай, если Бог переменит свое мнение насчет датчан.
Рагнар, как и другие вожди датчан, постоянно разъезжал по окрестностям в поисках провизии и любил, чтобы я ездил вместе с ним в качестве переводчика.
Шли дни, и мы все чаще слышали, что огромная армия Мерсии собирается на юге, в крепости Ледекестр, которую Рагнар считал самой лучшей крепостью Мерсии. Ее выстроили римляне, умевшие строить лучше, чем кто-либо в наши дни. В этой крепости Бургред, король Мерсии, собирал войско, вот почему Рагнар так заботился о пополнении наших припасов.
– Они будут нас осаждать, – сказал он, – но мы победим, и Ледекестр станет нашим, как и вся Мерсия.
Он говорил совершенно спокойно, словно не допускал возможности поражения.
Пока я ездил с Рагнаром, Рорик оставался в городе: он снова был болен, его мучили спазмы в животе, такие жестокие, что иногда он разражался бессильными слезами. По ночам его тошнило, он стал бледным, и единственное облегчение ему приносили травяные отвары, которые готовила пожилая служанка епископа. Рагнар переживал за Рорика, но был рад, что мы с его сыном такие хорошие друзья. Рорик не обижался на привязанность отца ко мне и не ревновал. Он знал: со временем Рагнар отвоюет для меня Беббанбург и я вернусь в свою вотчину. Предполагалось, что я останусь другом датчан, и Беббанбург станет их оплотом. Я стану ярлом Утредом, Рорик и его старший брат будут владеть соседними землями, а Рагнар сделается крупным правителем, за спиной которого будут его сыновья и Беббанбург. Все мы будем датчанами, и Один будет улыбаться нам, и мир будет вертеться до самой последней битвы, когда боги сразятся с чудовищами. Армия мертвецов выйдет тогда из Валгаллы, из подземного мира вырвутся чудища, и пламя поглотит древо жизни Иггдрасиль. Одним словом, все останется неизменным до самого конца света. Так думал Рорик, и так, без сомнения, думал сам Рагнар. А Равн говорил: "Судьба правит всем".
В разгар лета стало известно, что мерсийская армия наконец-то выступила, и король Этельред Уэссекский ведет свое войско в помощь Бургреду. Нам предстояло столкнуться с двумя из трех уцелевших английских королевств. Мы прекратили вылазки по деревням и подготовили Снотенгахам к неминуемой осаде, укрепив частокол на земляном валу и углубив ров под стеной. Мы вытащили корабли на берег, подальше от городских стен, чтобы они не загорелись случайно от зажигательных стрел, а с домов под городской стеной сняли соломенные крыши.