На дальнем берегу высился холм, и облака висели так низко, что задевали черные голые ветви деревьев на его длинной вершине.
— Мы никогда здесь не переправимся, — сказал Рагнар.
Привязанный к седлу отец Беокка дрожал в насквозь промокшей рясе. Всадники кружили по грязи, наблюдая, как река грозит выйти из берегов. Но потом Стеапа, который сидел верхом на огромном жеребце, крякнул и просто поехал вниз по тропе к воде. Его конь сначала отпрянул от быстрой реки, но Стеапа заставил его идти вперед — до тех пор, пока вода не закипела у стремян. Тогда он остановился и поманил меня, приглашая последовать его примеру.
Стеапа хотел, чтобы самые крупные лошади преградили путь сильному течению реки. Я заставил своего скакуна встать бок о бок с конем Стеапы, потом в реку въехали еще всадники. Мы держались друг друга, образовав живую стену из лошадей, и эта стена медленно росла поперек реки Виир, имевшей здесь около тридцати — сорока шагов в ширину. Нам требовалось лишь соорудить преграду посередине, где течение было сильнее всего. И как только сто всадников очутились в воде, стараясь заставить своих лошадей стоять неподвижно, Рагнар приказал остальным переходить реку, ставшую спокойнее благодаря нашей импровизированной дамбе.
Беокка, бедняга, был в ужасе, но Гизела взяла поводья его коня и ударила пятками свою кобылу, направляя ее в воду. Мне сделалось не по себе: если бы ее лошадь вдруг смыло, тяжелая кольчуга Гизелы увлекла бы свою хозяйку на дно. Но они с Беоккой благополучно добрались до противоположного берега, а за ними по двое последовали остальные. Одну женщину и одного воина все-таки смыло, но оба благополучно выбрались — их кони нащупали ногами землю ниже по течению и достигли берега.
Как только лошади поменьше переправились, мы постепенно разрушили нашу «стену» и медленно двинулись по прибывающей воде к безопасному месту.
Хотя был еще только полдень, небо застилали густые облака. То был мрачный, промозглый, очень тяжелый день, и теперь нам приходилось взбираться по откосу, а с веток деревьев вовсю капала вода. Местами склон был настолько крутым, что нам приходилось спешиваться и вести лошадей под уздцы.
Добравшись до вершины, мы сразу повернули на север.
Теперь я видел Дунхолм, когда ветер разгонял низкие облака. Крепость казалась темным пятном на высокой скале, а над крепостью, смешиваясь с дождевыми облаками, вился дымок гарнизонных костров. Возможно, часовые на северных укреплениях тоже смогли бы нас разглядеть, не будь наши кольчуги заляпаны грязью. Впрочем, даже если бы они нас заметили, то вряд ли заподозрили бы приближение врагов. Ведь люди Кьяртана донесли в Дунхолм, что Гутред и его отчаявшиеся люди едут на запад, выискивая место, где можно будет перебраться через Виир. Однако теперь мы находились к востоку от крепости и уже пересекли реку.
Нас все еще вел Ситрик.
Мы спустились с вершины холма и направились на восток, прячась от часовых на стенах крепости, потом въехали в долину, где пенился текущий на запад ручей. Через него мы переправились довольно легко и снова начали подниматься по склону…
Все это время мы проезжали мимо убогих хижин, и испуганные люди выглядывали из-за низких дверей. То были личные рабы Кьяртана, пояснил мне Ситрик; они рубили дрова, выращивали свиней и возделывали поля, чтобы обеспечить пропитание защитников Дунхолма.
Наши лошади начали уставать. Они выдержали нелегкий путь по скользкой земле, неся на себе всадников в кольчугах, с тяжелыми щитами… Но наше путешествие практически подошло к концу, и теперь было уже неважно, видят ли нас часовые. Потому что мы приблизились к холму, на котором стоял Дунхолм, и теперь никто из его гарнизона не сможет покинуть крепость без боя, не прорвавшись сквозь наш строй.
Кьяртан отправил часть воинов на запад, приказав им найти нас, но теперь он уже не сможет послать гонцов, чтобы призвать на помощь тех своих людей, которых мы оставили позади, ибо единственная дорога, ведущая в его твердыню, находится под нашим контролем.
Поэтому мы поехали к тому узкому месту, где склон резко обрывался вниз, а дорога, перед тем как начать подъем к городским воротам, сворачивала на юг. Там мы остановились и растянулись по возвышенности. Часовым, стоявшим на стене Дунхолма, мы, должно быть, казались некоей темной армией. Все мы, включая и лошадей, были перемазаны в грязи, но люди Кьяртана могли видеть наши копья, щиты, мечи и боевые топоры. Теперь они уже поняли, что мы враги и перекрыли их единственную дорогу, но наверняка вовсю потешались над нами. Нас было совсем мало, а их крепость находилась так высоко и казалась такой неприступной!
А дождь все не прекращался, и темнота кралась по долине слева и справа от нас. Началась гроза, молнии резко и свирепо полосовали северное небо.
Мы привязали лошадей на раскисшем от дождя поле и по мере сил почистили животных и привели в порядок их копыта. Потом мы развели с десяток костров под защитой терновой изгороди. У нас ушла целая вечность на то, чтобы разжечь огонь. Многие везли с собой сухую растопку в кожаных сумках, но все промокло, как только попало под дождь.
В конце концов двое наших людей соорудили грубый навес из своих плащей, и я услышал, как металл ударил по кремню, а потом увидел первый завиток дыма. Люди защищали маленький огонек так, будто он был из чистого золота. Наконец пламя занялось, и мы смогли подложить в него влажных дров. Поленья шипели, исходя паром, и трещали, но все-таки мы хоть немного согрелись.