Саксонские Хроники - Страница 353


К оглавлению

353

Я вспомнил Равна, дедушку Рагнара. Старик говорил мне, что богам нравятся храбрость и способность рисковать, и они ненавидят трусость и нерешительность.

«Мы приходим в этот мир, чтобы развлекать богов, — сказал Равн, — только и всего. И если мы хорошо справимся со своей задачей, то потом будем пировать с богами до конца времен».

Сначала Равн был воином, а после того как ослеп, стал скальдом, сочинителем поэм. Он, помнится, всегда воспевал битвы и воинскую доблесть.

«Если у нас сегодня все получится, — подумал я, — то мы обеспечим работой дюжину скальдов».

Тут наверху прозвучал чей-то голос, и я поднял руку, призывая всех хранить молчание.

Потом я услышал женские голоса и стук ведра о дерево. Голоса приближались. Судя по тону, одна из женщин жаловалась на что-то, но разобрать слов было нельзя. Потом другая женщина ответила, уже гораздо более четко:

— Они не могут войти в крепость. Не могут, и все тут!

Женщины говорили по-английски, а значит, были рабынями или женами воинов Кьяртана. Я услышал плеск, когда ведро упало в колодец. Я все еще держал руку поднятой, предупреждая одиннадцать своих людей, что они должны вести себя тихо. Женщинам требуется время, чтобы наполнить ведра, и чем дольше они будут это делать, тем лучше, потому что тогда стражникам наскучит за ними наблюдать.

Я окинул взглядом чумазые лица своих воинов, выискивая малейший намек на нерешительность, который оскорбил бы богов, — и внезапно понял, что нас не двенадцать, а тринадцать. Тринадцатый человек стоял, низко опустив голову, так что я не мог разглядеть его лица, поэтому я ткнул в его ногу копьем — и тогда он посмотрел на меня.

Вернее, она посмотрела на меня. Ибо то была Гизела.

У нее был вызывающий и в то же время умоляющий вид. Я пришел в ужас. Как известно, нет другого такого же несчастливого числа, как тринадцать. Однажды в Валгалле пировали двенадцать богов, но Локи, бога-проказника, в тот раз пригласить забыли. И он сыграл злую шутку, уговорив слепого Хёда бросить побег омелы в своего брата Бальдра. Бальдр, любимец богов, и сам был хорошим богом, но его можно было убить омелой. И вот он погиб от руки родного брата, а Локи злорадно смеялся. С тех пор всем известно, что тринадцать — очень дурное число. Тринадцать птиц в небе предвещают несчастье, тринадцать камешков, положенные в горшок, отравят любую еду, а если за обеденным столом соберутся тринадцать человек — один из них вскоре непременно умрет. И сейчас тринадцать воинов в моем отряде могли означать лишь одно — наше поражение.

Даже христиане согласны с тем, что тринадцать — несчастливое число. Отец Беокка рассказывал мне, будто бы на последней трапезе Христа присутствовали тринадцать человек, и тринадцатым был Иуда, который впоследствии предал своего учителя.

Потому сейчас я в ужасе смотрел на Гизелу. Чтобы объяснить ей, что она натворила, я положил копье и поднял десять пальцев, затем два, а потом показал на нее и поднял еще один. Гизела в ответ покачала головой, словно возражая против того, что я пытался ей сказать, но я снова указал на нее, а после — на землю, веля ей не сходить с этого места.

В Дунхолм отправятся двенадцать человек, а не тринадцать.

— Если ребенок не хочет брать грудь, — говорила тем временем женщина за стеной, — натри ему губы соком первоцвета. Это всегда помогает.

— И натри им также свои соски, — отозвалась другая женщина.

— А еще можно смешать сажу с медом и помазать малышу спинку, — посоветовала третья.

— Осталось наполнить два ведра, — сказала первая женщина, — и мы наконец сможем убраться из-под паршивого дождя и отправиться обратно.

Нам пора было двигаться.

Я снова показал на Гизелу, сердитыми жестами велев ей оставаться здесь, потом левой рукой подобрал копье и вытащил Вздох Змея. Поцеловал его клинок и встал.

Мы так долго выжидали в темноте, что теперь, когда я начал идти вокруг стены колодца, мне казалось неестественным снова двигаться и видеть дневной свет. Под укреплениями Дунхолма я ощущал себя таким беспомощным, словно был голым, и все ждал, что сейчас раздастся крик бдительного часового, но этого не произошло. Впереди, совсем близко, я видел ворота, и в их открытом проеме не было стражи.

Слева от меня, стараясь не отставать, шел Ситрик. Дорога была вымощена шершавыми камнями, ставшими от дождя скользкими и мокрыми. Я услышал, как позади нас коротко вскрикнула и замолчала женщина, но с укреплений по-прежнему не подавали сигнала тревоги. А потом я вошел в ворота, увидел справа воина Кьяртана и взмахнул Вздохом Змея.

Клинок впился ему в горло, я рванул меч назад; в сером утреннем свете кровь показалась очень яркой. Враг упал спиной на палисад, и я вогнал копье в его изувеченное горло.

Второй страж наблюдал за убийством своего товарища, стоя в дюжине ярдов от нас. Доспехами ему служил длинный кожаный фартук кузнеца, а оружием — топор дровосека, который он, казалось, не в силах был поднять. На лице его было написано изумление, и он даже не двинулся, когда к нему приблизился Финан. Лишь только шире распахнул глаза, но затем, сообразив наконец, что ему грозит, повернулся, чтобы убежать. Копье Финана повалило его на землю, и уже в следующее мгновение ирландец наклонился над ним и вонзил меч ему в спину.

Я поднял руку, призывая всех вести себя тихо.

Мы ждали, что последует дальше.

Никто из врагов не закричал.

Дождь капал с соломенных крыш построек. Я пересчитал своих людей и увидел, что их десять. Потом в ворота вошел Стеапа и закрыл их за собой.

353