Может, его насторожил Стеапа, потому что в Дунхолме вряд ли имелся хоть кто-нибудь такой же высокий, как этот восточный сакс. Как бы то ни было, часовой вдруг понял, что мы чужаки, и среагировал быстро, подавшись назад и вытащив меч. Он уже собирался позвать своих, но тут Стеапа метнул копье. Оно попало часовому в правое плечо, отшвырнув его назад. Райпер быстро последовал примеру Стеапы, вогнав копье в живот врага с такой силой, что пригвоздил того к ясеню. Райпер заткнул глотку часовому мечом, но едва заструилась кровь, как из-за угла строения поменьше, стоявшего слева от нас, появились двое и сразу подняли крик, сообразив, что в крепость проникли враги.
Один повернулся и побежал, но второй вытащил меч — и совершил ошибку, потому что Финан сделал низкий финт копьем, а когда его противник опустил клинок, чтобы парировать удар, копье ирландца взвилось вверх и вонзилось в мягкую плоть под нижней челюстью. Изо рта воина потекла кровь, пузырясь в его бороде, а Финан шагнул ближе и воткнул короткий меч в живот врага.
Еще два трупа.
Дождь снова зарядил сильнее, капли барабанили по грязи, разбавляя свежую кровь, и я усомнился, хватит ли нам времени, чтобы сделать бросок через широкое открытое пространство и добраться до лестницы у стены. И в этот миг дела наши пошли еще хуже: дверь дома Кьяртана открылась и в дверном проеме показались трое.
Я закричал Стеапе, чтобы тот загнал их обратно в дом. Он пустил в ход топор, убив первого страшным смертельным ударом снизу вверх, после чего швырнул его труп во второго врага. Тот получил удар топором в лицо, а потом Стеапа пинком отшвырнул обоих поверженных воинов прочь, чтобы погнаться за третьим, который был теперь внутри дома. Я послал на помощь Клапу.
— Быстро вытащи его оттуда, — велел я Клапе, потому что всадники у ворот уже услышали шум драки.
Увидев наши обнаженные мечи и трупы своих товарищей, они поворачивали лошадей.
И тут я понял, что мы проиграли. Ибо весь замысел наш основывался на внезапности, а теперь нас обнаружили, и у нас не было шанса добраться до северной стены. Люди на бойцовой площадке повернулись и теперь пристально наблюдали за нами, других воинов послали вниз с укреплений, и они выстраивали «стену щитов» возле самых ворот.
Всадники, их было около тридцати, во весь опор поскакали к нам. Мы не просто потерпели поражение. Теперь нам еще очень повезет, если мы останемся в живых.
— Назад! — закричал я. — Назад!
У нас оставалась одна-единственная возможность: отступить в узкие проулки, где мы хоть как-то сможем сдержать всадников и добраться до ворот, ведущих к колодцу.
Нужно спасти Гизелу, затем предстоит отчаянное отступление вниз по холму, а за нами по пятам будут гнаться мстители.
«Может, нам удастся переправиться через реку», — подумал я.
Если бы мы только смогли добраться до вздувшегося от дождей Виира, мы спаслись бы от преследования, но надежда на это была призрачной.
— Стеапа! — закричал я. — Стеапа!
И тогда из дома появились двое, Стеапа держал в руках залитый кровью боевой топор.
— Держитесь вместе! — прокричал я.
Всадники быстро приближались, но мы побежали обратно к конюшням, а наши преследователи, похоже, опасались темных, лежащих в тени участков между строениями. Они натянули поводья возле ясеня, к которому все еще был пригвожден мертвец, и я подумал, что осторожность верховых позволит нам прожить достаточно долго, чтобы выбраться из крепости. В моей душе встрепенулась надежда: я думал уже не о победе, но о том, как нам остаться в живых… А потом я услышал какой-то звук.
Это лаяли гончие.
Выходит, всадники остановились вовсе не потому, что боялись на нас напасть, просто Кьяртан спустил своих псов — и я в ужасе остановился, когда гончие вырвались из дома поменьше и ринулись к нам. Сколько их было? Пятьдесят? Во всяком случае, никак не меньше. Сосчитать было невозможно.
Ловчие подгоняли их тявкающими криками, и эти собаки походили скорее на волков, чем на гончих. С грубой шкурой, огромные, злобно воющие…
Я невольно сделал шаг назад. Мне почудилось, что это дьявольская свора, призрачные гончие, которые спешат во тьме и преследуют жертву в мире теней, когда наступает ночь.
Теперь у нас не оставалось времени, чтобы добраться до ворот. Гончие окружат нас, повалят и сожрут, и я подумал, что это, должно быть, кара свыше за то, что я убил беззащитного брата Дженберта в Кетрехте. Меня так и обдало холодом, я весь содрогнулся, охваченный малодушным, недостойным настоящего мужчины страхом.
«Умри достойно! — сказал я себе. — Умри достойно!»
Но разве возможно принять достойную смерть от зубов гончих? Наши кольчуги задержат их дикий натиск, но лишь на мгновение. А собаки, почуявшие наш страх, наверняка жаждали крови.
Обнажив Вздох Змея, я уже приготовился к самому худшему… И тут собак кто-то окликнул, причем явно не ловчий.
То был голос женщины. Он звучал чисто и громко, без слов: незнакомка просто распевала что-то. Этот дикий, резкий зов пронзил утренний воздух, как звук рога. И гончие внезапно остановились, повернулись и огорченно заскулили.
От ближайшей собаки — то была сука с запятнанной грязью шкурой — меня отделяло всего три или четыре шага. Она скорчилась и завыла, когда невидимая повелительница позвала ее снова. В этом зове без слов, в этом вибрирующем вопле было что-то печальное, и сука сочувственно заскулила. Ловчий, который выпустил гончих, попытался хлыстом погнать их к нам, но дикий, воющий голос незнакомки снова ясно донесся сквозь дождь, на этот раз он звучал громче. Женщина как будто визжала в приступе внезапного гнева, и три гончие прыгнули на ловчего. Тот отчаянно завопил, но тут же оказался посреди клубка из зубов и шкур.