Саксонские Хроники - Страница 364

364

* * *

Все христиане молились той ночью. Они собрались в церкви, и я подумал, что они, должно быть, просят своего бога даровать нам победу над приближающимся войском Ивара, но оказалось, что вместо этого христиане благодарили Господа за то, что их драгоценные реликвии уцелели. Они поместили тело святого Кутберта перед алтарем, на который возложили голову святого Освальда, Евангелие и раку с волосами из бороды святого Августина, — и распевали, и молились, и снова распевали псалмы. Я уж боялся, что они никогда не перестанут, но посреди ночи, когда сгустилась темнота, христиане наконец-то умолкли.

Я пошел к низкой стене крепости, в свете убывающей луны наблюдая за римской дорогой, что тянулась на юг через поля. Ивар явится оттуда. Кто знает, а вдруг он послал отряд отборных всадников, чтобы напасть нынче же ночью? Поэтому я на всякий случай оставил на деревенских улицах сотню людей. Но атаки не последовало.

К тому времени, когда Рагнар явился, чтобы меня сменить, в темноте уже поднялся легкий туман, размывая поля.

— К утру подморозит, — приветствовал меня он.

— Да, — согласился я.

Он потопал ногами, чтобы согреться.

— Сестра говорит, что собирается в Уэссекс. Она хочет креститься.

— Ты удивлен?

— Нет, — ответил Рагнар.

Мой друг смотрел на длинную прямую дорогу.

— Это к лучшему, — безрадостно проговорил он. — К тому же Тайре нравится твой отец Беокка. Но скажи мне, Гутред, что же с ней будет?

— Полагаю, Тайра станет монахиней, — ответил я, потому что не мог вообразить для нее иной судьбы в Уэссексе Альфреда.

— Это я во всем виноват, — проговорил Рагнар, и я не стал возражать, потому что это было правдой. — Ты непременно должен отправиться в Уэссекс?

— Да. Я дал клятву.

— Ну, клятву можно нарушить, — тихо сказал Рагнар.

Верно, но в мире, где правило множество различных богов и судьбу человека знали только три коварные пряхи, клятвы были единственной надежной вещью. Если я сам нарушу клятву, то не смогу ожидать от других людей, что те сдержат обещания, данные мне. Это я усвоил твердо.

— Я не нарушу клятву, принесенную Альфреду, — сказал я, — но я дам другую клятву тебе. Обещаю, что никогда не стану сражаться с тобой, что все мое имущество будет и твоим тоже и что, если тебе понадобится помощь, я сделаю все, что только смогу.

Рагнар некоторое время молча ковырял носком сапога дерн на вершине стены и глядел в туман.

— Я даю тебе такую же клятву, — тихо проговорил он.

Мы оба были смущены. Рагнар вновь принялся ковырять сапогом дерн. Затем спросил:

— Сколько человек приведет Ивар?

— Восемьсот? — предположил я.

Мой друг кивнул.

— А у нас меньше трехсот.

— Боя не будет, — сказал я.

Рагнар вопросительно посмотрел на меня.

— Ивар умрет, — заверил я, — и на этом все кончится.

Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея, ощутив ладонью слегка выступающие края креста Хильды.

— Он умрет, — сказал я, дотронувшись до креста, — и Гутред будет править и будет говорить то, что ты ему прикажешь.

— Хочешь, я велю ему напасть на Эльфрика? — спросил Рагнар.

Я обдумал это предложение и ответил:

— Нет.

— Но почему?

— Беббанбург считается неприступным, и там нет задних ворот, какие имеются в Дунхолме. Кроме того, я хочу убить Эльфрика сам.

— А Альфред позволит тебе это сделать?

— Разумеется, — ответил я, хотя, по правде говоря, сомневался, что Альфред когда-нибудь дозволит мне такую роскошь.

Но я был уверен, что моя судьба — вернуться в Беббанбург, и верил в свое предназначение.

Я повернулся и уставился на деревню.

— Там все тихо?

— Да, — ответил Рагнар. — Они перестали молиться и теперь спят. Ты тоже должен поспать.

Я пошел обратно, но, прежде чем присоединиться к Гизеле, тихо отворил дверь церкви и увидел священников и монахов, которые спали при неярком свете нескольких свечей, мерцающих на алтаре. Один из них храпел, и я закрыл дверь так же тихо, как открыл ее.

* * *

Меня разбудил на рассвете Ситрик, который колотил в дверь и кричал:

— Они здесь, мой господин! Они здесь!

— Кто здесь?

— Люди Ивара, мой господин!

— Где?

— Всадники, мой господин, на той стороне реки!

Всадников было около сотни, и они не пытались переправиться через брод. Я подумал, что их послали на северный берег Свале только затем, чтобы отрезать нам дорогу к бегству. Главные силы Ивара появятся с юга.

В то памятное туманное утро произошло еще кое-что. На рассвете в деревне раздались крики.

— В чем дело? — спросил я у Ситрика.

— Христиане чем-то очень расстроены, мой господин, — ответил он.

Я зашагал к церкви, где выяснил, что золотую раку с бородой святого Августина, драгоценный дар Альфреда Гутреду, украли. Она стояла на алтаре вместе с другими реликвиями, но ночью исчезла, и сейчас отец Хротверд громко вопил, стоя рядом с дырой, проделанной в глинобитной стене за алтарем. Здесь был и Гутред, который слушал жалобы аббата Эадреда — тот развивал мысль, что воровство есть знак недовольства Господа.

— Недовольства чем? — спросил Гутред.

— Язычниками, конечно! — выпалил Эадред.

Отец Хротверд раскачивался взад-вперед, ломая руки и взывая к своему богу, чтобы тот послал с небес отмщение вору, осквернившему церковь и похитившему драгоценную реликвию.

— Укажи нам на преступника, Господи! — кричал он.

Потом увидел меня и, очевидно, решил, что получил знак свыше.

364