— Тысяча? — скептически переспросил он.
— По последним сведениям, у Зигфрида около двух тысяч человек.
Король на мгновение закрыл глаза.
— Зигфрид жив?
— Еле жив, — ответил я.
Большинство из этих вестей я получал от Ульфа, датского торговца, который любил мое серебро. Я не сомневался, что тот получает серебро и от Хэстена с Эриком, которые хотели знать, чем мы занимаемся в Лундене, но такую цену стоило платить.
— Брат Осферт тяжело ранил Зигфрида, — сказал я.
Проницательные глаза короля остановились на мне.
— Осферт, — без интонаций проговорил он.
— Выиграл битву, — ответил я так же монотонно.
Альфред молчал наблюдал за мной; его лицо все еще ничего не выражало.
— Отец Пирлиг тебе рассказал? — спросил я.
Альфред коротко кивнул.
— То, что сделал Осферт, господин, было очень храбрым поступком. Не уверен, что у меня хватило бы храбрости такое сделать. Он спрыгнул с огромной высоты, напал на ужасного воина и остался в живых, чтобы вспоминать этот подвиг. Если бы не Осферт, господин, сегодня Зигфрид все еще был бы в Лундене, а я лежал бы в могиле.
— Ты хочешь, чтобы тебе вернули Осферта? — спросил Альфред.
Ответом, конечно, было «нет», но Беокка почти незаметно кивнул седой головой, и я понял, что Осферт не нужен в Винтанкестере. Мне не нравился этот юноша, и, судя по безмолвному посланию Беокки, там он тоже никому не был нужен, но его храбрость была достойна подражания. Я подумал, что у Осферта сердце воина.
— Да, господин, — ответил я и увидел, как Гизела украдкой улыбнулась.
— Он твой, — коротко сказал Альфред.
Беокка благодарно возвел к небу здоровый глаз.
— И я хочу, чтобы норвежцев и датчан убрали из устья Темеза, — продолжал Альфред.
Я пожал плечами.
— Разве это не дело Гутрума? — спросил я.
Бемфлеот находился в королевстве Восточная Англия, с которым у нас официально был мир.
Альфреда рассердило, что я назвал Гутрума его датским именем.
— Королю Этельстану сообщили о возникших трудностях, — заявил он.
— И он ничего не сделал?
— Пообещал сделать.
— А викинги безнаказанно разгуливают по его землям, — заметил я.
Альфред ощетинился.
— Ты предлагаешь мне объявить войну королю Этельстану?
— Он позволяет вражеским отрядам заявляться в Уэссекс, господин, так почему бы и нам не ответить тем же? Почему бы не послать корабли в Восточную Англию, чтобы потрепать владения короля Этельстана?
Альфред встал, не ответив на мое предложение.
— Вот что самое важное, — проговорил он. — Мы не должны потерять Лунден. — Он протянул руку в сторону отца Эркенвальда, и тот, открыв кожаную сумку, вынул свиток пергамента, запечатанный коричневым воском. Альфред протянул этот пергамент мне. — Я назначаю тебя военным губернатором города. Не допусти, чтобы его снова захватил враг.
— Военным губернатором? — многозначительно переспросил я, взяв пергамент.
— Все войска и члены фирда будут находиться под твоим командованием.
— А город, господин? — спросил я.
— Город станет Божьим местом, — ответил Альфред.
— Мы очистим его от греха, — перебил отец Эркенвальд, — и да станут его грехи белы, как снег.
— Аминь, — истово проговорил Беокка.
— Я назначаю отца Эркенвальда епископом Лундена, — продолжал Альфред, — и гражданское управление будет находиться в его руках.
Я почувствовал, как у меня упало сердце. Эркенвальд? Который меня ненавидит?
— А как же олдермен Мерсии? — спросил я. — Разве не в его руках здешнее гражданское управление?
— Мой зять, — сдержанно проговорил Альфред, — не будет оспаривать мои назначения.
— И как много власти ему здесь принадлежит?
— Это — Мерсия! — сказал Альфред, топнув ногой. — А он правит Мерсией!
— Значит, он может назначить нового военного губернатора? — спросил я.
— Он будет делать то, что я ему велю, — ответил Альфред; в его голосе внезапно зазвучал гнев. — Через четыре дня мы закончим все приготовления, — он быстро снова собой овладел, — и завершим все дискуссии, необходимые для того, чтобы позаботиться о безопасности и благоустройстве этого города. — Он отрывисто кивнул мне, наклонил голову в сторону Гизелы и отвернулся.
— Господин король, — мягко проговорила Гизела, остановив собравшегося было уйти Альфреда, — как поживает ваша дочь? Я видела ее вчера, и она была в синяках.
Взгляд Альфреда метнулся к реке, где шесть лебедей преодолевали буйную воду под сломанным мостом.
— С ней все хорошо, — сдержанно проговорил он.
— Синяки… — начала Гизела.
— Она всегда была озорным ребенком, — перебил он.
— Озорным? — нерешительно переспросила Гизела.
— Я ее люблю, — сказал Альфред. Не оставалось сомнений, что он говорит правду, — столько неожиданного чувства прозвучало в его голосе. — Но если озорной ребенок забавляет, то для взрослого озорство есть грех. Моя дорогая Этельфлэд должна научиться послушанию.
— Итак, она учится ненавидеть? — спросил я, вспомнив недавние слова короля.
— Теперь она замужем. И ее долг перед Богом повиноваться мужу. Она научится этому, я уверен, и будет благодарна за урок. Трудно наказывать дитя, которое любишь, но грешно воздерживаться от такого наказания. Молю Бога, чтобы Этельфлэд со временем научилась быть любезной.
— Аминь, — сказал отец Эркенвальд.
— Хвала Господу, — сказал Беокка.
Гизела промолчала, и король ушел.