Саксонские Хроники - Страница 459

459

Наступил долгий летний вечер, когда мы начали подниматься на холм. Было тепло, красивые косые лучи освещали листву росших на склоне деревьев. Дорога, извиваясь, убегала ввысь, и, пока мы медленно поднимались по ней, я видел блики света высоко вверху и знал — это солнце отражается на наконечниках копий и шлемах. Наши враги наблюдали за нами и были готовы нас встретить.

Нас ожидали всего три всадника. Все они были в кольчугах, в шлемах с длинными плюмажами из конских волос, которые придавали им дикий вид. Они увидели ольховую ветвь в руках Ситрика и, когда мы приблизились к вершине, во весь опор поскакали к нам. Я поднял руку, останавливая своих воинов, и в сопровождении одного Финана поехал поприветствовать всадников в шлемах с плюмажами.

— Наконец-то явились, — сказал один из всадников на английском с сильным акцентом.

— Мы явились с миром, — сказал я по-датски.

Этот человек засмеялся. Я не видел его лица из-за нащечников шлема и мог разглядеть лишь рот, бороду и блеск спрятавшихся в тени глаз.

— Вы пришли с миром, — сказал он, — потому что не осмеливаетесь прийти по-другому. Или хотите, чтобы мы выпотрошили дочь вашего короля, сперва пропахав ее между бедер?

— Я буду разговаривать с ярлом Зигфридом, — ответил я, не обратив внимания на провокацию.

— Но захочет ли он говорить с тобой? — спросил всадник.

Он тронул шпорой коня, и скакун красиво повернулся. Это было проделано с единственной целью — продемонстрировать нам свое верховое искусство.

— А ты кто такой? — спросил всадник.

— Утред Беббанбургский.

— Я слышал это имя, — признался он.

— Тогда назови его ярлу Зигфриду. И скажи, что я привез ему приветствие от короля Альфреда.

— Это имя я тоже слышал.

Всадник помедлил, испытывая наше терпение.

— Ты можешь следовать по этой дороге, — сказал наконец он, указывая туда, где тропа исчезала за гребнем холма. — Доедешь до огромного камня. Рядом с ним стоит дом — там и будешь ждать вместе со своими людьми. Завтра ярл Зигфрид сообщит, желает ли он говорить с тобой, или желает, чтобы ты уехал, или желает поразвлечься, глядя, как вы умираете.

Он снова тронул шпорой бок коня, и трое всадников быстро отъехали, стук копыт их скакунов громко раздавался в неподвижном летнем воздухе.

А мы поехали по дороге, чтобы найти дом рядом с огромным камнем.

Дом этот, очень древний, был сложен из дубовых бревен, которые со временем сделались почти черными. Он имел крутую соломенную крышу и был окружен высокими дубами, прикрывавшими его от солнца. Перед домом, на лужайке с густой травой стоял каменный столб выше человеческого роста из необработанного камня. В камне была дыра, а в ней лежала галька и обломки костей, говорившие о том, что люди считали этот камень наделенным волшебными свойствами. Финан перекрестился.

— Должно быть, это положили туда старые люди, — сказал он.

— Какие старые люди?

— Те, что жили здесь, когда мир был молод, — ответил Финан, — те, что явились раньше нас. Они поставили такие камни по всей Ирландии.

Он осторожно посмотрел на камень и провел свою лошадь как можно дальше от него.

Единственный хромой слуга ждал нас возле дома. Он был саксом и сказал, что место это называется Тунреслим — название такое же старое, как и сам дом. Оно означало «Роща Тора» и сказало мне, что дом построили в месте, где жили старые саксы — саксы, не признававшие распятого христианского бога, и поклонялись более древнему богу, моему богу — Тору. Я перегнулся с седла Смоки, прикоснулся к камню и вознес молитву Тору, прося, чтобы Гизела выжила в родах и чтобы удалось спасти Этельфлэд.

— Для вас приготовлена еда, господин, — сказал хромой слуга, беря поводья Смоки.

То была не просто еда и эль, то был пир. Рабыням-саксонкам пришлось готовить кушанья и наливать нам эль, мед и березовое вино. Мы ели свинину, говядину, уток, вяленую треску и пикшу, угрей, крабов и гусей. На столе стояли хлеб, сыр, мед и масло.

Отец Виллибальд боялся, что еда может оказаться отравленной, и испуганно наблюдал, как я ем гусиную ножку.

— Вот, — сказал я, вытирая жир с губ тыльной стороной руки, — я все еще жив.

— Хвала Господу, — отозвался Виллибальд, по-прежнему тревожно наблюдая за мной.

— Хвала Тору, — сказал я, — ведь это его холм.

Виллибальд перекрестился, потом осторожно воткнул свой нож в кусок утки.

— Мне сказали, — нервно произнес он, — что Зигфрид ненавидит христиан.

— Ненавидит. Особенно священников.

— Тогда почему он так хорошо нас кормит?

— Чтобы показать, что он нас презирает.

— А не для того, чтобы отравить нас? — спросил Виллибальд, все еще беспокоясь.

— Ешь, — сказал я, — наслаждайся.

Я сомневался, что норвежцы нас отравят. Они, может, и желали нам смерти, но не раньше, чем унизят нас. И все равно я расставил бдительных часовых на тропах, ведущих к дому. Я слегка опасался, что Зигфрид решит унизить нас, спалив дом глухой ночью, пока мы спим внутри. Однажды я наблюдал за таким сожжением, и это было ужасно. Воины ждали снаружи, чтобы загнать паникующих людей обратно в ад падающей, пылающей соломы, где люди вопили, пока не умирали.

На следующее утро после сожжения жертвы были маленькими, как малые дети, их трупы съежились и почернели, руки скорчились, а сгоревшие губы обтянули зубы в ужасном вечном вопле боли.

Но никто не попытался убить нас той короткой летней ночью.

Некоторое время я стоял на страже, слушая уханье сов, а после наблюдая сквозь густую путаницу листвы, как поднимается солнце.

459