Там, где я стоял, в центре корабля, было свободное пространство, а подпорка мачты преграждала путь нападавшим. И я все время посматривал влево и вправо, мимо огромной подпорки, чтобы вовремя заметить опасность.
Человек со всклокоченной бородой взобрался на скамью перед Райпером, собираясь рубануть того топором по голове. Но этот воин слишком высоко держал свой щит, и Вздох Змея пронзил его живот снизу вверх. Я повернул клинок, дернул вбок, и топор норвежца упал позади Райпера, пока враг вопил и дергался на моем клинке.
Что-то врезалось в мой щит — топор или меч. Человек со вспоротым животом упал на это оружие, и кровь побежала по клинку Вздоха Змея, согревая мою руку. Рядом со мной воткнулось копье — я отразил его своим щитом. Наконечник копья исчез, когда копье дернули назад, и я внахлест сомкнул свой щит со щитом Райпера как раз перед тем, как копейщик ударил снова.
Я помню, как думал: «Пускай! Они могут все утро тыкать копьями в щиты, и без толку!»
Чтобы нас сломить, нужно было перебраться через мешающие атаке скамьи и сразиться с нами лицом к лицу. Посмотрев поверх края щита, я увидел лица и бороды врагов. Те кричали. Я понятия не имел, какими оскорблениями они нас поливают, знал только, что они нападут снова.
Они напали, и я снова вскинул щит. Слева от меня человек вскочил на скамью, а я ткнул его в ногу Осиным Жалом. То был слабый удар, но умбон моего щита попал противнику в живот и отбросил его назад. Чей-то клинок ударил меня в низ живота, но кольчуга не порвалась.
Теперь они толпой двигались по кораблю; те, что были в задних рядах, заставляли передние идти прямо на наши клинки. Враги теснили нас одним своим натиском и весом, и я смутно сознавал, что кое-кто из наших людей защищает наши спины от контратаки воинов Хэстена, взявших на абордаж «Морского Орла», а теперь пытающихся отбить у нас «Дракона-Мореплавателя».
Два человека сумели пройти мимо подпорки мачты и обрушили на меня свои щиты. Эта сокрушительная атака заставила меня качнуться назад вбок. Я обо что-то споткнулся, сел на край гребцовой скамьи и в слепой панике ткнул Вздохом Змея мимо края щита. Я почувствовал, как клинок пронзил кольчугу, кожаную одежду, кожу, мышцы и плоть. Кто-то врезался в мой щит, и я толкнул его вперед — мой меч застрял в теле противника. Это было чудом, что ни один враг не помешал мне встать. Края моего щита соприкоснулись с краями щитов стоявших слева и справа, я проревел боевой клич и, вывернув Вздох Змея, вырвал его из тела.
Топор зацепился за верхнюю кромку моего щита; враг попытался оттянуть его вниз, открыв меня для удара. Но я резко опустил щит, высвободил его, а потом снова вскинул вверх. Мой меч снова был свободен, и я смог сделать им выпад, целясь в того, кто держал топор.
Теперь во мне смешались воедино инстинкты, ярость и вопящая ненависть.
Сколько длился этот бой? Может, мгновения, а может, час. Я не знаю и по сей день. Я слушаю, как мои поэты поют о былых боях, и думаю: «Нет, все было не так». И уж наверняка тот бой на борту корабля Хэстена не имел ничего общего с песнями, которые распевают мои поэты. Тот бой был не героическим и грандиозным, и не лорд войны приносил смерть своим непобедимым искусством владения мечом.
Была паника. Был малодушный страх. Люди обделывались в том бою, люди мочились, люди истекали кровью, люди гримасничали и жалобно плакали, как дети, которых высекли.
То был хаос взлетающих клинков, ломающихся щитов, увиденных краем глаза промельков, отчаянного парирования ударов и выпадов вслепую. Ноги скользили по крови, мертвые лежали со скрюченными руками, раненые зажимали ужасные смертельные раны и плакали навзрыд, зовя матерей, и кричали чайки. И все это воспевают поэты, потому что таково их ремесло. Они заставляют все это выглядеть просто чудесным.
Мягкий ветер дул над приливом, заполняющим ручей Бемфлеота, где крутилась вода. Только что пролитая кровь струилась и растворялась, растворялась и струилась, пока ее не поглощало зеленое море.
Вначале было две битвы. Моя команда на борту «Морского Орла», возглавляемая Финаном, при помощи уцелевших воинов Зигфрида со сторожевого корабля отчаянно сражалась против гвардейцев Хэстена. Мы помогали им, взобравшись на «Дракона-Мореплавателя», до тех пор, пока в конце ручья, где ярко горели корабли, люди Зигфрида и Эрика не атаковали задние суда флота Хэстена.
Теперь все переменилось.
Эрик увидел, что случилось у устья ручья и, вместо того, чтобы сесть на корабль, повел своих людей вверх по южному берегу, шлепая по мелководью маленького канала, который вел к Острову Двух Деревьев. А потом его воины ринулись на очутившийся на мели сторожевой корабль. С него они перепрыгнули на «Морского Орла» и присоединились к «стене щитов» Финана. Финану нужна была эта помощь, потому что корабли Хэстена из авангарда наконец-то начали грести, чтобы спасти своего господина, и на борт «Морского Орла» взбирались всё новые люди, а остальные карабкались на «Дракона-Мореплавателя».
То был хаос. И, когда люди Зигфрида увидели, что сделал Эрик, многие последовали за ним, а сам Зигфрид, на борту длинного корабля поменьше, нашел достаточно глубокое место, чтобы грести против прилива. Он повел корабль туда, где шло сражение у устья ручья, туда, где сцепились вместе три судна, где люди дрались, не ведая, с кем дерутся.
Казалось, все были против всех. Помню, мне подумалось, что так будут выглядеть битвы, ожидающие нас в зале мертвых Одина — вечное веселье, когда воины будут сражаться весь день и воскресать, чтобы всю ночь напролет пить, есть и любить женщин.