— Первую мы возьмем легко, — ответил я.
— Легко, господин? — переспросил Финан с кривой улыбкой.
— Легко и быстро, — подтвердил я с куда большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
Старая крепость была грозной и большой, но я сомневался, что датчане отрядили достаточно людей, чтобы защищать каждый ярд ее укреплений. Я рассчитал, что, как только прибудут войска Этелинга Эдуарда, у меня будет достаточно сил, чтобы напасть на старую крепость в нескольких местах одновременно. Эти нападения заставят защитников растягивать свои силы, пока одна из наших атак не увенчается успехом.
То был не ахти какой план, но он сработает, хотя я боялся, что потеряю много людей. Однако у меня не было большого выбора. Я должен был совершить невозможное: взять две крепости. По правде говоря, я понятия не имел, как взять вторую, новую крепость у воды; я просто знал, что это следует сделать.
Мы поехали обратно в лагерь.
На следующее утро все стало запутанным и непонятным.
Похоже, датчане осознали угрозу, которую мы собой представляем, и решили сделать то, что должны были сделать еще вчера. Они знали, что мы стоим лагерем вокруг старого дома в Тунреслиме. К югу от лагеря я разместил в лесу множество часовых, но, конечно, некоторые умные датчане проскользнули мимо них, чтобы увидеть свежую вырубку вокруг дома. И Скади — или тот, кто давал ей советы — решила, что, если она атакует на рассвете, то ей удастся убить многих наших людей и обескуражить остальных. То была довольно умная затея, вот только слишком уж очевидная, и, чтобы приготовиться к такой атаке, я поднял всех людей посреди звездной ночи.
Я приказал часовым вернуться из леса, позаботился о том, чтобы все проснулись, а потом мы оседлали лошадей, натянули кольчуги и уехали.
Лагерные огни все еще тлели, наводя на мысль, что мы спим.
Мы уехали достаточно шумно, чтобы потревожить мертвых на маленьком кладбище Тунреслима, но датчане, наверное, и сами шумели и понятия не имели, что мы покинули лагерь.
— Мы не можем поступать так каждое утро, — проворчал Элфволд.
— Если они собираются на нас напасть, они нападут именно этим утром, — ответил я. — А к завтрашнему дню мы уже будем в их крепости на вершине.
— К завтрашнему дню? — удивленно переспросил он.
— Если Эдуард прибудет сегодня, — сказал я.
Я планировал напасть на старую крепость, как только у меня появится такая возможность. Мне просто нужно было достаточно людей, чтобы предпринять восемь или девять атак одновременно.
Мы поехали в деревню и стали ждать — четыреста человек, готовых к битве. Я знал, что датчане могли заметить наш маневр, поэтому настоял на том, чтобы все остались в седлах.
Разбуженные жители деревни принесли нам кислого эля, а отец Хэберт, волнуясь, предложил мне чашу меда. Мед оказался на удивление хорош, и я велел подать его Этельфлэд и двум ее служанкам — единственным женщинам в нашем войске.
— Если датчане нападут, — сказал я ей, — ты останешься здесь со своими телохранителями.
Она с сомнением посмотрела на меня, но в кои-то веки не спорила.
Все еще было темно. Единственными доносившимися до нас звуками были стук копыт беспокоившихся лошадей да позвякивание уздечек. Иногда кто-нибудь подавал голос, но большинство людей, ссутулившись, спали в седлах. Из дымовых отверстий в крышах домов поднимался дымок, сова печально ухала в лесах, и я почувствовал, как озноб уныния охватил мою душу. Я не мог стряхнуть с себя это уныние.
Я прикоснулся к молоту Тора и вознес молитву богам, чтобы те послали мне знак, но все, что я слышал, — это повторяющийся печальный крик совы.
Как я смогу взять две крепости? Я боялся, что боги покинули меня, что, явившись на юг из Нортумбрии, я лишился их благосклонности. Что я сказал Альфреду? Что мы здесь для того, чтобы забавлять богов, но как богов могло позабавить мое предательство? Я вспомнил о разочаровании Рагнара, и воспоминание об этом пронзило мою душу. Я вспомнил презрение Бриды, зная, что заслужил его. Тем утром, когда край неба позади меня стал светлей, когда на нем появилась серая полоса, я чувствовал себя никчемным. Я чувствовал себя так, как будто у меня не осталось будущего, и ощущение это было таким сильным, что я был близок к отчаянию.
Я повернулся в седле, ища глазами Пирлига. Валлийский священник был одним из немногих людей, которым я доверял всем сердцем, и мне был нужен его совет. Но не успел я его окликнуть, как раздался предупреждающий крик:
— Приближаются всадники, господин!
Я оставил Финана и горстку людей в качестве наших единственных часовых. Они разместились на краю полей, на полпути между деревней и старым домом, и теперь Финан послал человека, чтобы тот предупредил меня о продвижении датчан.
— Они в лесу, господин, — сказал мне этот часовой, — рядом с нашим лагерем.
— Сколько?
— Трудно сказать, господин, но, похоже, целое полчище.
Это могло означать как двести, так и две тысячи, и благоразумие велело мне подождать, пока Финан не подсчитает точнее численность врага. Но я был в мрачном расположении духа, чувствовал свою обреченность и отчаянно нуждался в знамении, даруемом богами. Поэтому повернулся к Этельфлэд.
— Жди здесь со своими телохранителями, — сказал я и, не дожидаясь ответа, вытащил из ножен Вздох Змея.
Звук длинного клинка, царапающего устье ножен, принес мне утешение.
— Датчане в нашем лагере! — крикнул я. — И мы их убьем!
Я бросил своего коня в галоп — того жеребца, что забрал у Алдхельма. Это был хороший конь, должным образом вышколенный, но я все еще не привык к нему. Элфволд догнал меня.