Саксонские Хроники - Страница 627

627

– Отец Уиллиболд! – крикнул я.

– Лорд? – услышал я нервный возглас с берега.

– Принеси сюда большую хоругвь! И приведи двух монахов, чтобы они подняли ее над нами!

– Да, лорд, – ответил он. Голос его был удивленным и одновременно довольным.

Двое монахов принесли широкое льняное полотнище с вышитым распятием Христа. Я велел им встать как можно ближе к последней шеренге и дал им в помощь двоих дружинников. Если бы дул хотя бы слабый ветерок, нам бы не удалось поднять эту штуковину. Однако, по счастью, ветра не было, и над нами воспарила яркая картина. Золотые нити засверкали в лучах заходящего солнца. На зеленом, коричневом и синем фоне отчетливо выделялись темно-красные потеки крови в том месте, где солдат копьем пронзил тело Христа. Уиллиболд наверняка решил, что я волшебством его веры хочу поддержать боевой дух в своих людях, и я не стал его разубеждать.

– Это прикроет солнце, лорд, – предупредил меня Финан, имея в виду то, что мы потеряем преимущество и солнце не будет слепить датчан.

– Ненадолго, – сказал я. – Держите крепче! – крикнул я двум монахам, которые с трудом удерживали толстенные жерди.

И в этот момент, вероятно, разозленные реющей хоругвью, датчане с боевым кличем ринулись вперед.

Я вдруг вспомнил, как впервые стоял в стене из щитов. Молоденький, напуганный, я вместе с Татвином и его мерсийцами стоял на почти таком же мосту, как этот, и на нас неслась толпа валлийских скотокрадов. Сначала они осыпали нас градом стрел, потом пошли врукопашную, и на том мосту я впервые испытал азарт битвы.

Сегодня же, уже на другом мосту, я обнажил «Жало осы». Мой большой меч назывался «Вздох змея», а его младший брат – «Жало осы». Он был поменьше, но столь же смертоносный, особенно если приходилось биться в такой обстановке, как сейчас. Когда воины стоят вплотную друг к другу, когда их щиты смыкаются, когда каждый чувствует дыхание товарища и видит блох в его бороде, когда нет возможности замахнуться топором или длинным мечом, вот тогда в дело вступает «Жало осы», острый меч, несущий с собой ужас.

И ужас действительно овладел душами датчан. Перед атакой они видели только кучи розжига и решили, что там лишь влажный, дымящийся тростник. Однако под тростник Осферт подложил доски с крыш, и когда авангард датчан попытался ногами раскидать розжиг, их удары приходились по плотной древесине.

Некоторые из них метнули копья, которые воткнулись в наши щиты. Это, конечно, утяжелило щиты, но для нас особого значения не имело. Задние ряды датчан давили на передние, тех сдерживала баррикада из досок, и многие падали. Одного из таких я ударил в лицо мыском подбитого железом сапога и почувствовал, как хрустнула кость. Датчане так стремились добраться до нашей линии обороны, что шли по телам своих упавших товарищей, а мы их убивали. Двое все же прорвались, несмотря на все преграды, и один из них стал добычей «Жала осы», вынырнувшего из-под края его щита. Он как раз замахнулся топором, удар которого принял на свой щит воин позади меня, так что, когда я пронзил датчанина, он все еще держался за рукоятку. Я увидел, как расширились его глаза, увидел, как злобный оскал на его лице превратился в гримасу отчаяния. Я дернул лезвие вверх, а Сердик, стоявший в шеренге рядом со мной, докончил дело топором. Тут я заметил, что датчанин, получивший от меня удар сапогом в лицо, держит меня за щиколотку. Я стряхнул его, и в этот момент на меня брызнула кровь с топора Сердика. Датчанин у моих ног с воем попытался отползти прочь, но Финан пронзил мечом его ногу, потом еще раз. Другой датчанин зацепил топором мой щит и попытался опрокинуть его, чтобы открыть меня для удара копьем, однако топор соскользнул с полукруглого края, щит выровнялся, и копье, задев его, отлетело в сторону. Я же тем временем снова нанес удар «Жалом осы», снова ощутил, как меч нашел цель, и развернул его в теле противника. Финан, распевая свою безумную ирландскую песнь, тоже вносил лепту в эту резню.

– Сомкнуть щиты! – крикнул я своим людям.

Мы каждый день отрабатывали эту тактику. Если стена из щитов ломается, в свои права вступает смерть, но если стена стоит прочно, тогда гибнет враг. Первые датчане, набросившиеся на нас в диком азарте, вдохновленные предсказанием колдуньи, были остановлены баррикадой и превратились в легкую добычу для наших мечей. Отсутствие боевых навыков и утрата боевого духа после того, как провалилась первая атака, – все это лишило их шанса пробить нашу стену из щитов. Видя, что трое уже лежат в горящем тростнике, а баррикаде из дымящихся досок не причинен ни малейший ущерб, остальные атакующие побежали на берег, спасая свои жизни. Сигурд же уже приготовил новый отряд из двадцати крупных воинов с копьями. Все они были настроены очень решительно, но в отличие от первого отряда действовали хладнокровно и обдуманно. Они были из тех, кто тоже стоял в стене из щитов и убивал противника, кто знает свое дело. Азарт битвы не застилал им глаза, они не собирались опрометью бросаться на нас и применяли другую тактику: медленно выдвинуться вперед и длинными копьями пробить стену, чтобы открыть нас для воинов, вооруженных мечами и топорами.

– Сражайся за нас, Господь! – крикнул Уиллиболд, когда датчане подошли к мосту. Они ступили на настил с большой осторожностью и при этом не сводили с нас глаз. Кто-то выкрикивал оскорбления, но я их едва слышал. Я наблюдал за ними. Мое лицо и кольчуга были забрызганы кровью. Мой щит с воткнувшимся в него датским копьем оттягивал руку. Лезвие «Жала осы» покраснело от крови.

627