Саксонские Хроники - Страница 707

К оглавлению

707

И это многое объясняет, подумал я.

– Не Этельволд? – спросил я.

– И он тоже, лорд, – сказал Лейф. Его трясло.

– А Беортсиг с армией?

– Да, лорд, но он служит ярлу Сигурду.

– А ярл Хестен служит ярлу Кнуту?

– Служит, лорд, – ответил Хакон.

Этельфлед права, сказал я себе. Слишком много командиров и ни одного главнокомандующего. Йорик слаб, но его одолевает гордыня, и он не захочет подчиняться Сигурду или Кнуту, а эти двое, вероятно, презирают Йорика, однако вынуждены обращаться с ним как с королем, если хотят пользоваться его войсками.

– И насколько велика армия? – спросил я.

Ни один из них не знал. Лейф предполагал, что десять тысяч, и это было нелепостью, а Хакон просто сообщил, как их уверяли, будто это самая большая армия, когда-либо атаковавшая саксов.

– И куда она движется? – спросил я.

И они опять не знали. Им было сказано, что Этельволд станет королем Уэссекса, а Беортсиг – Мерсии, и что эти два монарха наградят их землей. Когда же я спросил, идут ли они на Уинтансестер, у обоих на лицах появилось непонимающее выражение, и я догадался, что они никогда не слышали этого названия.

Я позволил Финану убить Лейфа. Тот умер отважно и быстро, с мечом в руке, а вот Хакон принялся умолять, чтобы к нему перед смертью привели священника.

– Ты датчанин, – сказал я ему.

– И христианин, лорд.

– Что, в Восточной Англии никто не молится Одину?

– Есть такие, лорд, но их мало.

Это вселяло тревогу. Я знал: некоторые датчане переходили в христианство, потому что так было удобно. Хестен настоял, чтобы его жена и дочери прошли обряд крещения, однако он сделал это только потому, что так мог выторговать у Альфреда более выгодные условия. Хотя, если Оффа солгал не во всем, жена Хестена стала истинно верующей.

Сейчас, когда я стою перед лицом смерти, когда преклонный возраст затмевает красоты мира, я оглядываюсь по сторонам и вижу только христиан. Возможно, на дальнем севере, где лед летом сковывает землю, и остались те, кто приносит жертвы Тору, Одину и Фрее, но в Британии я таких не знаю. Мы скользим во мрак, к хаосу Рагнарёка, когда моря запылают огнем, земля расколется, а боги умрут.

Хакона не волновало, будет ли он держать в руке меч, для него главным было произнести свои молитвы, и когда он договорил их до конца, мы снесли ему голову с плеч.

Я отправил новых гонцов к Эдуарду, на этот раз я послал Финана, так как знал, что король обязательно выслушает ирландца. Вместе с ним я послал еще семь человек. Им предстояло ехать на запад, переправиться через Темез, а затем скакать во весь опор к Уинтансестеру или туда, где находится король. Они везли с собой письмо, которое я написал собственноручно. Люди всегда удивлялись, когда обнаруживали, что я умею читать и писать – этому меня научил Беокка, когда я был ребенком, и с тех пор я не утратил навыков. Альфред, естественно, требовал, чтобы его лорды научились читать, главным образом для того, чтобы он мог посылать нам свои наставительные письма, но после его смерти мало кто утруждал себя этим учением. В письме я написал, что датчане страдают от излишнего количества вождей, что они слишком надолго застряли к югу от Темеза, что я осложнил им жизнь, забрав у них лошадей и оставив со множеством раненых. Иди в сторону Кракгелада, призывал я короля. Собирай всех воинов, настаивал я, созывай фирд и выступай на датчан с юга, а я выступлю в качестве наковальни, чтобы ты мог разгромить армию противника и превратить ее в пищу для ворон. Если датчане двинутся дальше, писал я, я последую за ними по северному берегу Темеза и блокирую им пути к отступлению, но вряд ли они уйдут далеко. «Мы их держим в кулаке, лорд король, и теперь тебе нужно сжать этот кулак».

А после этого я приготовился ждать. Датчане никуда не двигались. Мы видели черные столбы дыма вдали на юге, и это говорило нам о том, что их набегам подверглись новые территории Уэссекса, однако главные их силы оставались к югу от Кракгеладского моста, который мы превратили в крепость. Теперь никто не мог пройти по мосту без нашего разрешения. Я ежедневно брал пятьдесят-шестьдесят человек, и мы патрулировали небольшой участок на южном берегу, чтобы убедиться, что датчане сидят на месте, и я ежедневно возвращался в Кракгелад, недоумевая, почему датчане так облегчают нам жизнь. По ночам мы видели отблески их бивачных костров, а днем – дым от пожарищ. За четыре дня не менялось ничего, кроме погоды. Дождь то лил, то прекращался, ветер поднимал рябь на реке. Однажды утром первые осенние туманы накрыли крепостные валы, а когда дымка растаяла, датчане оказались на месте.

– Почему они никуда не движутся? – спросила у меня Этельфлед.

– Потому что не могут договориться куда.

– А если бы их вел ты, – спросила она, – куда бы ты двинулся?

– На Уинтансестер, – ответил я.

– И осадил бы его?

– Захватил бы, – сказал я.

В этом и состояла их проблема. Они знали, что люди будут гибнуть во рве вокруг бурга и на высоких стенах, однако не это являлось поводом для того, чтобы не предпринимать попытку. Бурги Альфреда превратились для противника в загадку, которую они не могли решить, и мне тоже пришлось бы искать решение, если бы предстояло вновь брать Беббанбург, крепость, более неприступную, чем любой другой бург.

– Я бы пошел на Уинтансестер, – сказал я ей, – и я бы бросал людей на стены, пока крепость не пала бы, а потом посадил бы Этельволда на трон и потребовал, чтобы за мной пошли западные саксы, и мы бы двинулись на Лунден.

707