Это была суровая местность гор, дождей и озер, и Кнут был явно доволен, позволив Сигтрюггу управлять этой бесплодной пустыней. А Сигтрюгг? Он без сомнения хотел земли, которыми правил Кнут, но норвежец вовсе не был глупцом и вряд ли бы развязал войну, которую бы неизбежно проиграл.
Я склонился над рулевым веслом. Полуночник быстро шел вперед под парусом, и рулевое весло дрожало в моих руках, а это всегда было знаком того, что корабль счастлив.
Рваные облака унеслись на юг, и Полуночник внезапно вышел в залитое солнечным светом пространство. Я улыбнулся. Лишь немногое может вселить такую радость, как добрый корабль и хороший ветер.
— Откуда такая вонь? — с негодованием спросила Ингульфрид.
— Наверное, от Финана, — ответил я.
— От лорда Утреда, — произнес Финан одновременно со мной.
— Это парус, — объяснил ей Осферт. — Он пропитан тресковым жиром и бараньим салом.
Она была потрясена.
— Тресковым жиром и бараньим салом?
— Конечно, он смердит, — признал я.
— И привлекает мух, — добавил Финан.
— И зачем тогда это делать?
— Потому что тогда парус лучше ловит ветер, — сказал я. Она скривилась. — А ты не привыкла к кораблям, миледи?
— Нет. Думаю, я их ненавижу.
— Почему?
Она сердито посмотрела на меня, некоторое время помолчала, а потом заявила: — А ты как думаешь? Я единственная женщина на борту.
Я уже был готов заверить ее, что она в безопасности, но потом понял, о чем она. Для мужчин это было просто, лишь помочиться за борт, позаботившись о том, чтобы не встать против ветра, но Ингульфрид едва ли могла поступить так же.
— Элдгрим! — позвал я. Поставь ведро под площадкой у рулевого весла и натяни занавеску! — я снова перевел на нее взгляд. — Там немного тесновато, но зато тебя не будет видно.
— Я этим займусь, — поспешно вмешался Осферт. Он махнул Элдгриму и занялся развешиванием двух плащей, которые послужат занавесями над влажным и темным пространством под нашими ногами.
Финан взглянул на меня, мотнув головой в сторону Осферта, и ухмыльнулся. Я сделал вид, что этого не заметил.
— Сюда, миледи, — Осферт произнес это необычайно торжественно, — а я постою на страже, чтобы никто тебя не побеспокоил.
— Спасибо, — сказала она, и Осферт поклонился ей. Финан фыркнул.
Осберт хотел остаться с матерью, когда она спустилась с площадки.
— Оставайся здесь, парень, — велел я. — Я научу тебя править кораблем.
Ингульфрид согнулась и пропала из вида. Полуночник парил по волнам, счастливый от этого ветра и в этом море. Я дал мальчишке рулевое весло и показал, как предугадывать движения корабля, позволив ему почувствовать мощь моря, держась за это длинное весло.
— Не пытайся слишком часто налегать на него, это замедляет ход — объяснил я ему. — Обращайся с кораблем, как с хорошей лошадью. Будь мягок, и корабль сам поймет, что нужно делать.
— Зачем обучать его, если ты собираешься его убить? — спросила его мать, когда появилась вновь. Я смотрел, как она забирается обратно на площадку у рулевого весла. Ветер растрепал ее волосы и хлестал ими по лицу.
— Ну? — резко потребовала она. — Так зачем его учить? — гнев придавал ей строгую, пронзительную красоту.
— Потому что это должен уметь каждый мужчина, — ответил я.
— Значит, он станет мужчиной? — упрямо продолжала она.
— Я не убиваю детей, миледи, — тихо произнес я, — но я не хотел бы, чтобы твой муж об этом узнал.
— Так как ты с ним поступишь?
— Он не причинит ему вреда, миледи, — вступил в разговор Осферт.
— Тогда как он с ним поступит?
— Продам его, — заявил я.
— Как раба?
— Подозреваю, что твой муж заплатит гораздо больше, чем можно получить за любого раба. Или, может, заплатят враги твоего мужа?
— Их у него полно, — сказала она, — но ты среди них главный.
— И наименее опасный, — развеселился я и кивнул в сторону команды. — Это все воины, что у меня есть.
— И всё же ты напал на Беббанбург, — добавила она, по ее тону трудно было судить, считает ли она меня полным глупцом или невольно восхищается тем, что я отважился на эту атаку.
— И почти преуспел в этом! — произнес я с тоской в голосе, — хотя, признаю, к этому моменту я, вероятно, был бы уже мертв, если бы ты не взяла своего сына посмотреть, как подкуют его новую лошадь, — я поклонился ей. — Я обязан тебе жизнью, миледи, и благодарю тебя.
— Ты обязан ей моему сыну, — отозвалась она с горечью, — я ничего не стою, но Утред…
— Ты имеешь в виду Осберта?
— Я имею в виду Утреда, — дерзко заявила она, — и он — наследник Беббанбурга.
— Нет, пока жив мой сын.
— Твоему сыну сначала придется захватить Беббанбург, — отозвалась она, — а ему это не удастся. Так что наследник — мой Утред.
— Ты слышала моего дядю, — оборвал ее я. — Твой муж может сделать еще одного наследника.
— О да, может, — яростно продолжала она, — он плодит бастардов, как кобель щенков. Он предпочитает плодить бастардов, но гордится Утредом.
Внезапная ярость в ее голосе меня удивила, как и предположение относительно мужа. Она воинственно уставилась на меня, и я подумал о том, как прекрасно ее лицо с выдающимися скулами и твердым подбородком, но смягченное полными губами и бледно-голубыми глазами, которые, как и море, поблескивали серебром.
Очевидно, Осферт думал о том же, потому что с тех пор, как она к нам присоединилась, не сводил с нее глаз.
— Значит, твой муж — глупец, — заявил я.