Саксонские Хроники - Страница 779

779

— Он гордец.

— И глупец, — прибавил я.

— Но и глупцы убивают.

Мне пришло в голову, что она бы могла озаботиться всеми этими последствиями до того, как настояла на том, чтобы сопровождать своего сына, но потом заметил, что она плачет, и не произнес эти слова.

Она делала это беззвучно. Просто молча всхлипывала, а потом со скамьи для гребцов пришел Осферт и обнял ее за плечи. Она повернулась к нему, склонила голову ему на грудь и продолжала плакать.

— Она замужняя женщина, — сказал я Осферту.

— А я грешник, — отозвался он, — проклятый Богом с рождения. Господь не может причинить мне больше вреда, потому что я уже обречен из-за греха моего отца.

Он с вызовом на меня посмотрел, а когда я ничего не ответил, мягко увел Ингульфрид к корме. Я наблюдал, как они удаляются.

Какие же мы глупцы.

Через два дня поутру мы высадились на берег, подойдя к нему в серебристом тумане. Мы шли на веслах, и некоторое время я следовал вдоль берега, тянувшегося хмурой полосой справа.

Мы шли по мелководью, а ветер стих, лишь тысячи птиц взлетали при нашем приближении, будоража спокойное море взмахами своих крыльев.

— Где мы? — спросил Осферт.

— Не знаю.

Финан стоял на носу. Он обладал лучшим зрением из всех, кого я когда-либо знал, и всматривался в этот плоский и унылый берег в поисках признаков жизни. Но ничего не видел.

Он также искал отмели, а мы гребли медленно, боясь сесть на мель. Нас нес прилив, а весла лишь помогали кораблю держать постоянную скорость.

Потом Финан крикнул, что что-то видит. Это снова были ивовые слеги, и мгновение спустя мы заметили среди песчаных дюн несколько сараев и повернули к берегу.

Я следовал по каналу, обозначенному слегами, и на сей раз это был настоящий канал, который привел нас к укрытию за низким песчаным мысом, где была маленькая бухта с вытащенными на берег четырьмя рыбацкими лодками.

Я почувствовал запах костров, на которых коптилась рыба, и повел Полуночника так, что он уткнулся носом в песок, зная, что прилив снова поставит его на воду. Так мы вернулись в Британию.

Я оделся как для войны, в кольчугу, плащ и шлем, и повесил на бок Вздох Змея, хотя и не мог вообразить, что в этом блеклом, окутанном туманом одиночестве мы можем встретить врага.

Но все равно я был в блеске всей своей воинской славы и, оставив Финана командовать Полуночником, взял полдюжины людей на берег. Кто бы ни жил в этой малюсенькой деревушке на пустынном берегу, они увидели, как мы приближаемся и, вероятно убежали и спрятались, но я знал, что они наблюдают за нами сквозь туман и не желал перепугать их еще сильнее, высадившись с большим числом людей.

Дома были сделаны из того, что принесло море, и покрыты тростником. Один из домов, большего размера, чем остальные, был как ребрами обрамлен останками потерпевшего крушение корабля.

Я склонился в его низком дверном проеме и увидел дымящийся огонь в центральном очаге, две постели из тростника, кое-какую посуду и большой железный котел. В этом месте, подумал я, такие предметы считаются богатством. Из темного угла зарычала собака, и я рыкнул на нее в ответ. Больше никого внутри не было.

Мы немного прошли вглубь побережья. Когда-то здесь был сделан земляной вал, что простирался по обе стороны и скрывался в тумане. Годы сгладили его, и я гадал, кто его сделал и зачем.

Я не видел ничего, что нуждалось в защите, разве что деревенские боялись лягушек с болота, что уныло уходило в понемногу рассеивающийся туман. Куда бы я ни глянул, везде была лишь болотистая местность, тростник, сырость и трава.

— Рай на земле, — объявил Финан. Так он представлял себе шутки.

Инстинкт подсказывал мне, что мы находились в том странном заливе, что вгрызался в восточный бок Британии между землями Восточной Англии и Нортумбрией. Он назывался Гевэск и был обширным, мелководным и предательским, обрамленным лишь плоским побережьем, однако здесь побывало много кораблей.

Как и Хамбр, Гевэск являлся дорогой в Британию и вызывал искушение у множества датских кораблей, которые поднимались на веслах вверх по заливу к четырем рекам, что выходили в его неглубокие воды, и если я был прав, то мы пристали к северному берегу Гевэска и находились в Нортумбрии. На моей земле. На датской земле. На земле врага.

Мы сделали несколько шагов за пределы старого земляного вала. На север вела дорога, хотя она представляла собой лишь тропу с утоптанным тростником. Если мы не будем проявлять враждебности, то наверняка кто-нибудь вскоре покажется, так и произошло. Два человека, прикрывавшие наготу тюленьими шкурами, появились на дороге и осторожно пошли в нашу сторону.

У обоих были бороды и темные, сальные и спутанные волосы. Им могло быть и двадцать, и пятьдесят, лица и тела были так перепачканы грязью, что они выглядели как будто выползли из какой-то подземной берлоги. Я развел руки в стороны, чтобы показать, что не причиню им вреда.

— Где мы? — спросил я, когда они приблизились на такое расстояние, что могли меня расслышать.

— В Ботульфстане, — ответил один из них.

Что означало, что мы находились у камня Ботульфа, хотя не видно было признаков ни кого-либо по имени Ботульф, ни его камня. Я спросил, кто такой Ботульф, и они, кажется, ответили, что это их господин, хотя так коверкали слова, что я едва их понимал.

— Ботульф обрабатывает тут землю? — спросил я, в этот раз по-датски, но они просто передернули плечами.

— Ботульф — это великий святой, — объяснил мне Осферт, — молитвы святому Ботульфу защищают странников.

779