Я последовал за ним, и один из его священников, юнец, сделал движение, чтобы преградить мне путь.
— Только тронь меня, — предупредил я его, — и я выпущу твои потроха на пол. Я же убийца священников, помнишь? Изгой по воле Божьей.
Я мерзость. Человек, которого ты ненавидишь. Мне убить священника, как другому — осу прихлопнуть. Я Утред, — я снова перевел взгляд на Вульфхеда и опять протянул ему меч.
— Ну, хромой хорек, — подначивал его я, — хватит у тебя духа меня прикончить?
Он покачал головой и опять ничего не ответил.
— Я тот, кто убил аббата Уитреда, — сказал я ему, — и ты меня за это проклял. Так почему бы тебе меня не убить?
Я подождал, заметив ужас на лице епископа, и в тот момент вдруг вспомнил странную реакцию близнецов, когда в ту большую комнату в Честере вошел отец Уиссиан. Я повернулся к Этельфлед.
— Ты говорила мне, что аббат Уитред из Нортумбрии?
— Да.
— И он появился откуда ни возьмись, проповедуя о святом Освальде? — спросил я.
— Благословенный святой Освальд был из Нортумбрии, — встрял епископ, как будто это могло меня утихомирить.
— Я знаю, кем он был! — рявкнул я. — А дошло ли до кого-нибудь из вас, что это Кнут убедил аббата Уитреда отправиться на юг? Нортумбрией правит Кнут, он хотел, чтобы мерсийская армия застряла в Восточной Англии, и потому выманил ее туда с обещаниями чудотворности тела мертвого святого. Уитред был его человеком! Дети Кнута звали его дядей!
Конечно, я не знал, было ли это правдой, но казалось весьма вероятным. Кнут был умен.
— Вы все глупцы! — я снова протянул меч Вулфхеду. — убей меня, склизкое дерьмо, — повторил я, но он покачал головой.
— Тогда ты заплатишь мне за ущерб, учиненный в Фагранфорде. Заплатишь золотом и серебром, и я отстрою свои дома, амбары и загоны для коров за твой счет. Ты заплатишь мне, не так ли?
Он кивнул. Выбора у него не было.
— Хорошо! — ободряюще произнес я. Я вложил Вздох Змея обратно в ножны и поднялся на помост.
— Миледи Этельфлед, — сказал я официальным тоном.
— Милорд Утред, — с тем же выражением отозвалась она.
— Кто должен здесь распоряжаться?
Она поколебалась, взглянув на мерсийцев.
— Меревал подойдет, среди прочих, — ответила она.
— Что насчет тебя? — спросил я. — Почему бы тебе не принять командование?
— Потому что куда бы ты ни пошел, я отправлюсь с тобой, — твердо заявила она. Присутствующие неловко заерзали, но все молчали. Я уж было хотел возразить ей, но потом решил не тратить слов попусту.
— Меревал, — сказал я вместо этого, — ты будешь командовать гарнизоном. Сомневаюсь, что Кнут решит атаковать, потому что я собирался заманить его на север, но, может, я и ошибаюсь. Сколько в городе обученных воинов?
— Сто сорок шесть, — ответила Этельфлед, — большинство из них — мои. Некоторые раньше были твоими.
— Все они поедут со мной, — объявил я. — Меревал, можешь оставить десять своих людей, остальные отправятся со мной. И, возможно, я пошлю за тобой, когда буду знать, что город в безопасности, потому что мне ненавистна мысль, что ты пропустишь битву. Она будет жестокой. Епископ! Хочешь драться с язычниками?
Вульфхед просто уставился на меня. Без сомнения, он молился своему пригвожденному богу, чтобы тот наслал на меня удар молнии, но пригвожденный бог не оказал ему такого одолжения.
— Тогда позволь мне рассказать, что происходит, — произнес я, расхаживая по помосту. — Ярл Кнут привел в Мерсию более четырех тысяч человек. Он опустошает Мерсию, сжигает и убивает, и Этельреду, — я намеренно не стал называть его лордом, — придется вернуться, чтобы остановить эти разрушения. Сколько людей у Этельреда?
Кто-то пробормотал:
— Пятнадцать сотен.
— А если он не вернется, — продолжал я, — Кнут отправится за ним в Восточную Англию. Возможно, именно этим он сейчас и занят. Охотится на Этельреда и надеется его уничтожить до того, как западные саксы выступят на север.
Значит, нашей задачей будет отогнать Кнута от Этельреда и задерживать его, пока западные саксы соберут свою армию и отправятся на помощь к Этельреду. Скольких воинов приведет Эдуард? — спросил я Осферта.
— Три или четыре тысячи, — ответил он.
— Хорошо! — улыбнулся я. — У нас будет больше воинов, чем у Кнута, и мы выпотрошим его и скормим потроха собакам.
Олдермен Деогол, тугодум, владеющий землями к северу от Глевекестра, нахмурился.
— Ты поведешь людей на север?
— Да.
— И заберешь почти всех воинов с собой? — заявил он обвиняющим тоном.
— Да.
— Но датчане окружили город, — произнес он жалостно.
— Я вошел в город, смогу и выйти, — заявил я.
— А если они увидят, что воины уходят, — он повысил голос, — что помешает им напасть?
— О, завтра они уйдут, — поведал ему я, — разве я не сказал? Они уйдут, а мы сожжем их корабли.
— Они уйдут? — недоверчиво спросил Деогол.
— Ага, уйдут.
И я надеялся, что был прав.
— Ты был строг к епископу Вульфхеду, — сказала мне Этельфред той ночью. Мы лежали в постели. Я предположил, что то была постель ее мужа, но мне было плевать. — Очень строг.
— Недостаточно.
— Он добрый муж.
— Он эрслинг, задница, — заявил я. Она вздохнула. — Эльфвинн выросла в прелестную девушку, — продолжал я.
— А в голове один пух, — с горечью произнесла ее мать.
— Но хорошенький.
— И она это знает, — сказала Этельфлед, — и ведет себя, как дурочка. Мне нужно было родить сыновей.