Саксонские Хроники - Страница 812

812

— А теперь? — спросил я.

— Теперь, господин?

— Ты уверен, что теперь тебя не проклянут? Ты снова мне служишь.

Он коротко улыбнулся.

— Теперь напуган епископ, господин.

— Он и должен испугаться, — заявил я. — Датчане заставят его сожрать его собственные яйца, а потом вывернут его наизнанку и не будут торопиться.

— Он отпустил нам грехи, господин, — он запнулся, — и сказал, что мы не будем обречены на муки, если последуем за тобой.

Я рассмеялся в ответ на эти слова и похлопал его по спине.

— Я рад, что ты здесь, Ситрик. Ты мне нужен.

— Господин, — вот всё, что он мог сказать.

Он был мне нужен. Мне был нужен каждый воин. Но прежде всего, мне нужно было, чтобы Эдуард Уэссекский поторопился. Как только Кнут решит изменить планы, если действительно решит, он будет двигаться с молниеносной скоростью.

Все его воины едут верхом и быстро проскачут по Мерсии. Это будет жестокая охота с тысячью охотников, а я стану добычей.

Но сначала мне нужно было его выманить, и потому мы поехали на север, обратно на территорию датчан. Я знал, что за нами следят. Гейрмунд Элдгримсон отправит людей за нами в погоню, и я подумывал развернуться и встретиться с ними лицом к лицу, но посчитал, что они просто сбегут, когда увидят, что мы им угрожаем.

И я позволил им следовать за нами. Понадобится два-три дня, чтобы любые известия достигли до Кнута, где бы он ни был, и еще два-три дня, чтобы его войско добралось до нас, а я не собирался оставаться на одном месте больше, чем на день. И кроме того, я хотел, чтобы Кнут меня нашел. Чего я не хотел, так это того, чтобы Кнут меня настиг.

Мы вошли в датскую Мерсию и подожгли ее. Мы сжигали дома, амбары и сараи. Во всех датских поселениях мы устраивали пепелища, наполнив небо дымом. То были сигналы, указывающие датчанам, где мы, но после каждого устроенного пожара мы быстро перемещались, так что могло показаться, что мы везде. Мы были не против такого впечатления.

Мужчин с этих ферм вызвали служить в армии Кнута, остались лишь старики, юнцы и женщины. Я никого не убивал, даже скот.

Мы давали людям несколько минут, чтобы покинули свои дома, а потом поджигали солому углями из их очагов. Другие замечали дым и убегали до нашего появления, и мы прочесывали полы таких покинутых домов в поисках признаков того, что там недавно второпях копали. Так мы дважды нашли припрятанное добро, один раз — глубокую яму, наполненную серебряными мисками и кувшинами, которые мы разрубили на куски.

Я помню одну из этих чаш, она была достаточно велика, чтобы вместить свиную голову, и украшена изображением танцующих нагих дев. Они держали венки и были гибкими, изящными и улыбались, будто танцевали на лесной поляне просто ради удовольствия.

— Должно быть, римская, — сказал я Этельфлед. Никто из тех, кого я знаю, не смог бы сделать вещь такой тонкой работы.

— Она римская, — подтвердила Этельфлед, указывая на слова, высеченные по краю.

Я прочитал их вслух, запинаясь на незнакомых слогах.

— Moribus et forma conciliandus amor, — произнес я. — И что это значит?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Думаю, что amor означает любовь. Священники должны знать.

— К счастью, у нас маловато священников, — отозвался я. Нас сопровождала парочка, потому что большинство наших людей были христианами и желали иметь при себе священников.

Она провела пальцем по краю чаши.

— Она прекрасна. Так жаль ее ломать.

Но мы все равно ее разрубили топорами на кусочки. Старинная работа мастера, такая изящная и прекрасная вещь, была превращена в обломки серебра, которые были гораздо полезней, чем чаша с полуобнаженными танцовщицами. Это серебро было проще унести с собой и можно было использовать как деньги. Из чаши вышло по меньшей мере три сотни кусочков, которые мы разделили между собой, а потом поскакали дальше.

На ночлег мы останавливались в рощах или в покинутых домах, которые сжигали на рассвете. У нас всегда было в достатке еды. Урожай только что собрали, и мы находили зерно, овощи и скот.

Целую неделю мы странствовали по земле Кнута, ели его пищу и сжигали его дома, и ни один сожженный дом не доставил мне такого удовольствия, как его большой дом для празднеств в Тамворсиге.

Мы ехали по сельской местности к северу от этого города, глубоко в сердце территории Кнута, но теперь пошли на юг, туда, где сливались реки и где король Оффа построил свой величественный дом на укрепленном холме Тамворсига.

За деревянным частоколом стояли копьеносцы, но их было мало и все, скорее всего, были стариками или калеками, так что они не сделали попытки нам сопротивляться. Когда мы подошли с севера, они пустились наутек по римскому мосту, перекинутому через Там, и скрылись в южном направлении.

Мы обыскали высокий старый дом в поисках серебра или еще чего получше, но ничего не обнаружили. Посуда для пиров была глиняной, рога для эля — без украшений, а все ценности, если они здесь и были, исчезли.

Саксы, живущие в городе, построенном чуть к северу от холма, на котором стоял большой дом, рассказали нам, что люди Кнута увезли четыре полные телеги добра лишь два дня назад.

Те люди забрали всё, оставив лишь оленьи рога и черепа, даже запасы провизии почти опустели. На обрубки серебра мы купили у горожан хлеба, копченого мяса и соленой рыбы, и в ту ночь спали в доме Кнута, но я удостоверился, чтобы на стене и римском мосту, что вел на юг, были выставлены часовые.

А поутру мы сожгли дом Оффы. Принадлежал ли он королю Оффе? Я этого не знаю, я знаю лишь, что дом потемнел от времени, а Оффа построил там крепость и наверняка и дом за ее стенами.

812