Саксонские Хроники - Страница 83

– На этом же месте! – прокричал он мне. – Завтра на закате!

Весла ударили по воде, "Летучий змей" развернулся, словно танцор, весла взметнулись, и он ушел.

Я нашел Осиное Жало и вернулся, чтобы продолжить сражение, но все уже кончилось. Наши команды уничтожили команду датчан; только горстку оставили в живых по приказу Альфреда, а остальные окровавленными грудами лежали в приливных волнах. Мы стащили с них доспехи и оружие, сняли одежду и оставили белые тела чайкам. Их корабль, старый и подтекающий, оттащили в Гемптон.

Альфред был доволен. Вообще-то он упустил шесть кораблей, но все равно то была победа, и весть о ней подбодрит его войска, сражающиеся на севере. Один из его священников допрашивал пленных, записывая их ответы на пергаменте. Альфред и сам задал несколько вопросов, которые перевел священник, а когда выяснил все, что хотел, вернулся на корму, где я снова стоял у рулевого весла. Король поглядел на кровавую лужицу под моей правой ногой.

– Ты хорошо сражался, Утред.

– Мы сражались плохо, господин, – ответил я, и это было правдой.

Их клин держался, и если бы им не пришлось спасать корабли, они могли бы загнать нас в море. Я дрался плохо. Бывают дни, когда меч и щит не слушаются тебя, когда враг кажется быстрее, и это был один из таких дней. Я злился на себя самого.

– Ты говорил с одним из них, – обвиняющим тоном сказал Альфред. – Я тебя видел. Ты говорил с одним из язычников.

– Я говорил ему, господин, что мать его шлюха, отец жарится в аду, а дети его – помет хорька.

Он скривился. Он не был трусом, Альфред знал, что такое боевая злость, но терпеть не мог оскорблений, какие выкрикивают воины. Думаю, он хотел, чтобы война была красивой. Он поглядел с кормы "Хеахенгеля" назад, туда, где умирающее солнце окрашивало оставленную кораблем дорожку в алый цвет.

– Год службы, который ты мне обещал, скоро кончится, – сказал он.

– Верно, господин.

– Буду молиться, чтобы ты остался с нами.

– Когда придет Гутрум, он придет с флотом, за которым не будет видно моря, и наши двенадцать кораблей будут разбиты.

Я подумал, что, возможно, как раз об этом и говорил королю Леофрик – о тщетности попыток остановить вторжение с моря двенадцатью неудачно названными судами.

– Если я останусь, – продолжал я, – какая от меня будет польза, когда флот не сможет выйти в море?

– Твои слова справедливы, – согласился Альфред. Видимо, они с Леофриком спорили о чем-то другом. – Но можно сражаться и на берегу. Леофрик говорит – ты лучший воин из всех, кого он когда-либо видел.

– Значит, он не видел себя, господин.

– Приходи ко мне, когда твой год истечет, и я найду тебе занятие.

– Да, господин, – ответил я, давая понять, что прекрасно знаю, чего он хочет, но подчиняться не стану.

– Ты должен понять кое-что, Утред, – сурово проговорил Альфред, – если кто-то командует моими войсками, этот кто-то должен уметь читать и писать.

Я чуть не засмеялся.

– Чтобы он мог читать псалмы, господин? – язвительно поинтересовался я.

– Чтобы он мог читать мои приказы, – холодно ответил Альфред, – и сообщать мне новости.

– Да, господин, – отозвался я.

В прибрежных водах Гемптона зажигали сигнальные огни, поэтому мы легко нашли путь домой. Когда мы бросали якоря, ночной ветер раскачивал отражения луны и звезд в воде. На берегу нас ждали огни, костры, эль, еда и смех, но самым важным для меня было обещание Рагнара встретиться со мной завтра.

* * *

Рагнар, конечно, отчаянно рисковал, возвращаясь на Хейлинсиг. Хотя, наверное, рассудил, и рассудил правильно, что весь следующий день нам придется приходить в себя после битвы. Нужно было позаботиться о раненых, наточить оружие, поэтому ни один наш корабль не вышел на следующий день в море.

Мы с Бридой доехали верхом до Хаманфунты, рыбацкой деревушки, жители которой ловили угрей и другую рыбу и выпаривали соль. За серебряную монетку наши лошади нашли приют в конюшне, и рыбак охотно согласился доставить нас на Хейлинсиг, где теперь никто не жил, потому что всех вырезали датчане. Этот человек не захотел нас ждать: он слишком боялся наступающей ночи и привидений, которые будут стонать и причитать над островами, но обещал забрать нас поутру.

Мы с Бридой и Нихтгенгой брели по острову: мимо того места, где лежали погибшие вчера датчане, которых уже клевали чайки, мимо сожженных хижин, где люди жили трудной жизнью между морем и болотом, пока не пришли викинги. Когда зашло солнце, мы принесли на берег обожженные головешки, я высек огонь, и пламя заплясало в полумраке. Брида тронула меня за руку, указывая на "Летучего змея", входящего в залив, – темный силуэт на фоне тускнеющего неба. Последние лучи солнца окрасили море в багровый цвет и тронули позолоту на драконьих головах "Летучего змея".

Я смотрел на корабль, размышляя, какой ужас вселяет подобное зрелище в англичан. Везде, где имелись ручей, залив или устье реки, народ со страхом ожидал появления кораблей викингов. Все боялись этих чудовищ, а людей на борту боялись еще больше и молили Бога спасти от ярости северян. Мне же такой вид очень нравился. Чудесный "Летучий змей". Его весла поднимались и падали, я слышал, как они поскрипывают в обтянутых кожей уключинах, видел на носу людей в доспехах, и вот корабль ткнулся в песок, и длинные весла замерли.

Рагнар спустил с носа лесенку. На всех датских кораблях есть такой трап, чтобы сходить на берег, и Рагнар медленно спустился по ступенькам, один. Он был в полных доспехах, в шлеме, с мечом, и, едва ступив на берег, рванулся к нашему костерку, как воин, явившийся мстить. Остановившись на расстоянии длины копья от нас, он поглядел на меня черными глазницами шлема.