Свободной рукой он прикоснулся к массивной пряжке на перевязи.
— Ты оставил на ней вмятину, — сказал он, — а у меня прямо дыхание спёрло. Это было больно, правда больно. Я и вздохнуть не мог, пока меня оттаскивали.
Я поднял Вздох Змея, и Ледяная Злоба метнулась вверх.
— В следующий раз он будет в твоей глотке, — заявил я.
— Ты быстрее многих, — ответил он, — но недостаточно быстр.
Его люди наблюдали за нами, стоя у подножия холма, а мои воины со своими валлийскими спасителями смотрели с его вершины.
Даже стена из щитов Эдуарда остановилась, чтобы посмотреть.
— Если они увидят твою смерть, — сказал Кнут, дернув руку с Ледяной Злобой в сторону мерсийской и западносаксонской армии, — то упадут духом.
Вот почему я должен тебя убить, но я сделаю это быстро, — он ухмыльнулся. Его светлые усы были в крови, и струйки стекали из сломанного носа. — Обещаю, больно не будет, так что держи меч крепко, друг мой, и встретимся в Вальхалле, — он подвинулся ко мне на полшага. — Готов?
Я взглянул направо, туда, где люди Эдуарда пересекли брод.
— Они снова пошли, — сказал я.
Он оглянулся на юг, и я ринулся вперед. Я прыгнул на него, а он какое-то мгновение рассматривал двинувшихся вперед западных саксов, но быстро очнулся, и Ледяная Злоба метнулась к моему лицу, а я ощутил, как она царапнула мою скулу, попав чуть ниже кромки шлема, и сам того не сознавая, заорал боевой клич и двинул на него щит, прижимая его, пытаясь сбить с ног, а он извернулся как угорь, отдернул руку с мечом, его клинок царапнул щеку, а мой щит упал на его правую руку, и в этот удар я вложил всю свою силу и вес, но все же Кнут смог отклониться.
Я нанес ему косой удар Вздохом Змея, и он снова увернулся, а я широко замахнулся, расставив руки, со щитом у левого бока после того сокрушительного удара и Вздохом Змея в правой руке, и я заметил, как Кнут сменил руки, теперь Ледяная Злоба была у него в левой и надвигалась на меня, как молния, она вонзилась, проткнув кольчугу и кожаную подкладку, раздробив ребро и впиваясь в мое тело, а Кнут издал победный вопль. Я отвел Вздох Змея назад и замахнулся последний раз в отчаянии, обрушив его на шлем Кнута, оглушив его, и датчанин отпрянул, падая, а я навалился на него с горящей от боли грудью и с Ледяной Злобой внутри, но Вздох Змея был уже у шеи Кнута, и я помню, как резал ее и кровь хлынула мне в лицо, как мой боевой клич превратился в вопль боли и мы оба рухнули на луг.
И больше я ничего не помню.
— Тише, — произнес чей-то голос, потом еще раз, громче, — тише!
Потрескивал огонь. Я чувствовал, что в тесной комнатке собралось много народа. Воняло кровью, горелой плотью, дымом и гнилым тростником, покрывавшим пол.
— Он не умрет, — произнес другой голос поодаль.
— Копьё пробило череп?
— Я вернул на место вдавленную кость, теперь нам остается только молиться.
— Но мой череп не задет, — сказал я, — все дело в груди. Его меч вонзился мне в грудь. Внизу, с левой стороны.
Они не обратили внимания на мои слова. Я удивился, почему ничего не вижу, повернул голову, и в темноте проявился отсвет.
— Лорд Утред пошевелился, — это был голос Этельфлед, и я понял, что ее маленькая ручка держала мою левую руку.
— В грудь, скажи им, меня ранили в грудь, не в голову.
— Голова заживет, — произнес кто-то, тот же самый голос, что говорил о вдавленной кости.
— Это грудь, ты, придурок, — настаивал я.
— Думаю, он пытается что-то сказать, — сообщила Этельфлед.
Я держал что-то в правой руке. Я сжал пальцы и ощутил знакомую шероховатость кожаного плетения. Вздох Змея. Я почувствовал, как по мне прокатилась волна облегчения, потому что, что бы ни случилось, я держал меч в руке, и это перенесет меня в Вальхаллу.
— Вальхалла, — сказал я.
— Полагаю, он просто стонет, — заявил кто-то рядом.
— Он так никогда и не узнает, что убил Кнута, — произнес другой голос.
— Он узнает! — яростно запротестовала Этельфлед.
— Моя госпожа…
— Он узнает, — настаивала она, и ее пальцы крепче стиснули мои.
— Я знаю, — произнес я, — я перерезал ему глотку, конечно, я знаю.
— Просто стонет, — раздался мужской голос поблизости. Грубая ткань обтерла мои губы, затем пронесся порыв холодного воздуха, и я услышал, как в комнату вошли люди. С полдюжины сразу заговорило, кто-то подошел ко мне и погладил мой лоб рукой.
— Он не умер, Финан, — тихо сказала Этельфлед.
А Финан ничего не ответил.
— Я убил его, — похвастался я Финану, — но он был быстр, даже быстрее тебя.
— Боже правый, — сказал Финан, — я и не представляю себе жизнь без него.
Его голос звучал подавленно.
— Я не умер, ты, ирландский ублюдок, у нас впереди еще будут битвы. У тебя и у меня.
— Он говорит? — спросил Финан.
— Только стонет, — ответил мужской голос, и я ощутил, что в комнату вошли еще люди. Рука Финана исчезла и её место заняла другая.
— Отец? — позвал Утред.
— Прости, если был слишком жесток с тобой, но ты молодец. Завалил Сигурда. Теперь люди о тебе узнают.
— О Боже, — произнес Утред, затем его рука исчезла, — господин?
— Как он? — то был голос короля Эдуарда Уэссекского. Послышался шорох, люди опускались на колени.
— Он долго не протянет.
— А лорд Этельред?
— У него тяжкая рана, господин, но думаю, он выживет.
— Хвала Господу. Что произошло?
Последовала пауза, как будто никто не желал отвечать.
— Я не умираю, — заявил я, но никто не обратил ни малейшего внимания.