- Мы тоже поем песни, - сказал я.
- И в ваших песнях, - отозвался король, - будет говориться об Инглаланде и о поверженных датчанах, ну а что ожидает нас в будущем, друг мой?
- В будущем, господин?
- Когда у вас будет ваш Инглаланд? Когда язычники уйдут? Когда Христос будет править всей Британией с юга до севера? Что тогда?
Я пожал плечами.
- Сомневаюсь, что доживу до тех дней.
- Довольствуются ли саксы своим Инглаландом? - спросил он и покачал головой. - Они захотят эти холмы, эти долины.
- Возможно.
- Значит, мы должны быть сильными. Скажи своей Этельфлед, что я не буду с ней сражаться. Не сомневаюсь, что кое-кто из моих подданных будет воровать ваш скот, но молодым людям не пристало сидеть сложа руки. И передай ей, что у меня есть такая же мечта, как у ее отца. Мечта о единой стране.
Я был удивлен, хотя почему? Он был умным человеком, не уступавшим в сообразительности Альфреду, и знал, что слабость влечет за собой войны. Как и Альфред, мечтавший объединить саксонские королевства в единое государство, Хайвел мечтал объединить валлийские. Он правил южной частью Уэльса, но к северу находилась мозаика крошечных стран, а маленькие страны всегда слабы.
- Так что, - продолжил он, - твоя Этельфлед услышит о войне в нашей стране, но убеди ее, что это не ее дело. Это наше дело. Оставьте нас в покое, и мы не тронем вас.
- До того времени, пока тебе не придется, господин, - заметил я.
И опять он улыбнулся.
- До того времени, пока не придется? Да, наступит день, когда нам придется сразиться, но сперва создайте свой Инглаланд, а мы создадим свой Кемри. И нас давно уже не будет в живых, друг мой, когда столкнутся эти стены из щитов.
- Кемри? - повторил я, запнувшись на незнакомом слове.
- Вы зовете его Уэльсом.
А теперь мы покинули Кемри, нас подгонял юго-западный ветер, море бурлило под кормой Троицы, и позади нас простирались белые, покрывшиеся рябью волны. Мне понравился Хайвел. Я знал его недолго и встречался с ним лишь пару раз, и всё же из всех королей, виденных мною за долгую жизнь, больше всего меня впечатлили Хайвел и Альфред. Хайвел до сих пор жив и правит на большей части Уэльса, с каждым годом становясь сильнее. Однажды, я в этом уверен, воины Кемри придут, чтобы вернуть те истории, что мы, саксы, у них украли. Или мы отправимся, чтобы уничтожить их. Однажды. Но не сейчас.
Мы поплыли на север, спасать королевство Этельфлед.
Я мог и ошибаться. Возможно, Сигтрюгр искал новые земли в Шотландии или на суровом побережье Кумбраланда, или, может быть, в Гвинеде - самом северном из валлийских королевств, но я почему-то сомневался в этом.
Я плавал вдоль западного побережья Британии, оно суровое, окружено скалами, разрушено волнами и водоворотами, однако на север от Сэферна есть тихое местечко, крупный участок земли, где можно добраться по реке вглубь территории, где почва мягкая и не усеяна камнями, где может пастись скот и расти ячмень. Это место звалось Вирхеалумом - земли между реками Мерз и Ди. Там находился Честер. Именно из Честера леди Этельфлед повела своих воинов против норманнов. И Этельфлед настояла на захвате Честера и богатых земель вокруг него, это достижение убедило людей доверить ей Мерсию, но сейчас, если мои опасения были верны, в Вирхеалум отправилось еще больше норвежцев. Плыл еще один флот с новыми воинами, с сотнями воинов, и если правление Этельфлед должно начаться с потери Честера, если ей суждено лишиться этого великолепного куска вновь завоеванных земель, люди скажут, что это месть христианского бога за то, что ими назначили править женщину.
Безопасней было вернуться в Глевекестр. Мы могли бы быстро доплыть туда благодаря ветру, который дул с юго-запада на протяжении двух дней из трех, но если бы мы оказались там, то всё равно были бы в неделе пути до Честера. Я полагал, что Этельфлед останется в Глевекестре, где она выбирала дьячков, писарей и священников, чтобы занимались делами земель, которыми она правила. Однако я знал, что Этельфлед уже отправила на север по меньшей мере пятьдесят воинов, чтобы укрепить гарнизон Честера. Именно с ними схватится Сигтрюгр, если он и в самом деле нацелился на кусок земли между двух рек.
Поэтому я направился на север. Впереди нас плыли корабли Сигтрюгра, более двадцати корабельных команд, составляющих армию из, по меньшей мере, пяти сотен воинов. Пять сотен голодных воинов, жаждущих землю. А сколько людей было у Этельфлед в Честере? Я снова позвал сына к рулевому веслу и спросил у него.
- Более трех сотен, когда я был там, - ответил он.
- Вместе с твоими?
- Включая тридцать восемь наших.
- Ты ушел, а Этельфлед забрала еще тридцать два воина на юг. Значит, сколько человек охраняют Честер? Двести пятьдесят?
- Возможно, чуть больше.
- Или меньше. Воины могут заболеть, - я вгляделся в дальний берег и увидел враждебные холмы под сгущающимися облаками. Ветер вздымал и вспенивал волны и вместе с тем быстро увлекал наш корабль на север. - Мы знаем, что она только что отправила пятьдесят человек на север, значит, там всё равно должны быть три сотни воинов. И командует ими Меревал.
- Он достойный муж, - кивнул сын.
- Достойный, - согласился я.
- Но недостаточно хорош? - услышал он в сомнение в моем голосе.
- Он будет сражаться как бык, - ответил я, - и он честен. Но мыслит ли он как дикий кот?
Я любил и доверял Меревалу. Я уверен, Этельфлед возвысит его, может, даже сделает олдерменом, и я иногда подумывал о нем как о муже для Стиорры. Это еще может произойти, полагал я, но сейчас Меревал должен защитить Честер, и его трех сотен воинов должно быть достаточно для этой задачи. Стены бурга сделаны из камня, а ров глубок. Римляне хорошо строили, но я предположил, что Сигтрюгр знал сильное место Честера, и испугался, что молодой норвежец может быть хитрым как дикий кот.