Она рассмеялась, решив, что я пошутил. А я не шутил. Этельфлед сжала мою руку.
— Мне бы понравилась его голова в качестве подарка, но сейчас тебе нужно поспать. И мне тоже.
А я надеялся, что послание козодоя правдиво.
Узнаю это завтра.
Когда мы выехали из Честера, за рваными облаками уже взошло солнце, дул порывистый ветер. Семь сотен воинов направлялись к Эдс-Байригу.
Всадники потоком выливались через северные ворота Честера: змея в кольчугах и с оружием гремела копытами по каменным плитам, сияющие наконечники копий подняты к закрытому облаками солнцу, это мы следовали по римской дороге на северо-восток.
Этельфлед настояла на своем присутствии. Она была верхом на Гасте, своей белой кобыле, за ней следовал знаменосец, десяток отборных воинов и пять священников, один из них — епископ Леофстан. Его еще не возвели в сан официально, но скоро возведут. Он ехал на чалом, очень спокойном мерине.
— Не люблю передвигаться верхом, когда можно идти пешком, — сообщил он мне.
— Ты можешь идти пешком, если хочешь, отец, — предложил я.
— Я хромаю.
— Я заметил.
— Лягнул копытом годовалый жеребенок, когда мне было десять, — пояснил он. — Божий дар.
— Твой бог раздает странные дары.
Он засмеялся.
— Боль — именно дар, лорд Утред. Она позволяет мне понять калек и хоть на малую толику разделить их муки. Это Божий урок. Но сегодня мне придется ехать верхом, иначе я не увижу твою победу.
Священник ехал впереди, прямо перед большим стягом с волчьей головой.
— С чего ты решил, что мы победим? — спросил я.
— Бог дарует тебе победу! Мы молились об этом утром, — улыбнулся он.
— Ты молился моему богу или своему?
Он засмеялся, а потом вдруг вздрогнул. Я заметил гримасу боли на его лице, когда он наклонился.
— Что? — спросил я.
— Ничего, — ответил он. — Иногда Бог дарует мне боль. Она приходит и уходит, — он выпрямился и улыбнулся. — Вперед! Поехали уже!
— Странный бог, — ядовито произнес я, — раз раздает своим почитателям боль.
— Он обрек сына своего на жестокую смерть, почему бы нам не перенести небольшую боль? — он снова засмеялся. — Епископ Вульфхед настраивал меня против тебя! Называл тебя выкормышем сатаны! Говорил, ты станешь противиться всему, что я попытаюсь сделать. Это так, лорд Утред?
— Оставь меня в покое, отец, — кисло произнес я, — а я оставлю в покое тебя.
— Я буду молиться за тебя! Ты не можешь возражать! — он посмотрел на меня, будто ожидая ответа, но я ничего не сказал. — Я тебе не враг, лорд Утред, — сказал он кротко.
— Считай, что в этом тебе повезло, — заявил я, зная, что это прозвучало грубо.
— Я так и считаю! — он не обиделся. — Моя миссия здесь будет как у Христа! Кормить голодных, одевать нагих, исцелять больных и быть отцом сиротам. А твоя задача, если я правильно понимаю, защищать нас! Бог возложил на нас разные миссии. У тебя своя, у меня своя. Я не епископ Вульфхед! — сказал он с удивившей меня хитринкой, — и не стану тебе мешать! Я ничего не понимаю в войне!
Я фыркнул, и он мог счесть, будто я благосклонно воспринял его слова.
— Ты думаешь, я хотел эту ношу? — спросил он. — Стать епископом?
— А разве нет?
— Боже, нет, конечно! Я был счастлив, лорд Утред! Трудился при короле Эдуарде как скромный священник. Моим долгом было составлять хартии и писать письма для короля, но моя истинная радость лежала в переводе книги «О граде Божьем» святого Августина. Это всё, что я когда-либо хотел от жизни. Чернильницу, пучок перьев и наставника, что направит мысли. Я ученый, а не епископ!
— Тогда почему... — начал было я.
— Меня призвал Господь, — ответил он на мой вопрос, прежде чем я успел его закончить. — Я ходил по улицам Винтанкестера и видел, как люди пинают нищих, видел тяжело работающих детей и опустившихся женщин, видел жестокость и умирающих в канавах калек. То был не град Божий! Для тех людей это был ад, а церковь ничего не делала! А если и делала, то недостаточно! Были монастыри, лечившие больных, но мало! Поэтому я начал проповедовать, попытался накормить голодных и помочь беспомощным. Я проповедовал, что церковь должна тратить меньше на серебро и злато, а больше на пищу для голодных и одежду для нагих.
— Не думаю, что это сделало тебя популярным, — я криво улыбнулся.
— Конечно же нет! С чего же, как думаешь, меня отправили сюда?
— Сделать епископом, это повышение!
— Нет, это наказание, — ответил он, смеясь. — Пусть этот глупец Леофстан справится с лордом Утредом!
— А это наказание? — спросил я заинтересованно.
— Боже, конечно. Все от тебя в ужасе.
— А ты нет? — удивился я.
— Моим наставником во Христе был отец Беокка.
— Ага, — произнес я. Беокка был и моим наставником. Бедный отец Беокка, хромой и уродливый, но лучший из тех, что ходили по этой земле.
— Ты ему нравился, — сказал Леофстан, — и он тобой гордился.
— Разве?
— И он часто говорил мне, что ты из тех, кто пытается скрыть свою доброту.
— Беокка, — пробурчал я, — был полон...
— Мудрости, — уверенно перебил меня Леофстан, — так что нет, я тебя не боюсь, и помолюсь за тебя.
— А я не позволю норманнам тебя выпотрошить.
— А как ты думаешь, почему я за тебя молюсь? — спросил он, смеясь. — А теперь езжай, уверен, у тебя есть дела поважнее, чем болтать со мной. Да пребудет с тобой Господь!
Я пришпорил коня, галопом направившись к голове колонны. Проклятье, подумал я, но сейчас Леофстан мне нравился. Он присоединится к той небольшой группе священников вроде Беокки, Уиллибальда, Кутберта и Пирлига, которыми я восхищался и любил. Их значительно превышали числом испорченные, продажные и честолюбивые священнослужители, столь ревниво управляющие церковью.