Саксонские Хроники - Страница 961

К оглавлению

961

— Расскажи, о чем вы условились, — потребовала она у отца Цеолнота.

Цеолнот встревоженно оглянулся на меня и посмотрел на Этельфлед.

— Ярл Хэстен — христианин, госпожа, и ищет твоего покровительства.

По меньшей мере трое из нас одновременно раскрыли рты, но Этельфлед хлопнула, призывая к тишине.

— Это правда? — спросила она у Хэстена.

Хэстен поклонился ей и коснулся серебряного распятия поверх кольчуги.

— Хвала Господу, это так, госпожа.

Ответил он чинно, смиренно с подкупающей искренностью.

— Лживое дерьмо, — пробурчал я.

Он не обратил на меня внимания.

— Я обрел искупление, госпожа, и пришел к тебе просителем.

— Он искупил свои грехи, госпожа, — твердо произнес высокий человек рядом с Хэстеном. — Мы готовы, госпожа, нет, даже жаждем присягнуть тебе в верности, и как христиане молим о покровительстве.

Он обратился к ней на английском и говорил учтиво, а под конец слегка поклонился Этельфлед. Она выглядела изумленной, что неудивительно, поскольку высокий человек казался священником, по крайней мере, носил длинную черную рясу, подпоясанную веревкой, а на груди у него висело деревянное распятие.

— Кто ты? — спросила Этельфлед.

— Отец Гарульд, госпожа.

— Датчанин?

— Я родился здесь, в Британии, — ответил он, — но мои родители прибыли из-за моря.

— И ты христианин?

— Милостью Господней, да.
Харульд был суровым, смуглолицым мужчиной с посеребренными сединой висками. На моем веку он не был первым обращенным датчанином, и не первым, кто стал священником.

— Я сызмальства христианин, — добавил он.

Говорил он веско и уверенно, но я заметил, что его пальцы непроизвольно сжимаются и разжимаются. Он волновался.

— Ты что, хочешь сказать, этот паршивый кусок дерьма тоже христианин? — я кивнул на Хэстена.

— Лорд Утред! — предостерегающе произнесла Этельфлед.

— Я саморучно его крестил, — с достоинством ответил мне Гарульд, — хвала Господу.

— Аминь, — громко поддакнул Цеолнот.

Я посмотрел в глаза Хэстену. Я знал его всю взрослую жизнь, и жизнью своей он был обязан мне, ведь я его спас. Тогда он поклялся мне в верности, и я верил ему, поскольку он обладал заслуживающим доверия лицом и искренними манерами. Но Хэстен нарушил каждую данную им клятву. Он был пронырой, коварным и смертоносным, как горностай. Его честолюбие превышало достижения, поскольку судьба позаботилась о том, чтобы я раз за разом разрушал его замыслы. В прошлый раз подобное произошло в Бемфлеоте, когда я уничтожил его армию и сжег флот, но по милости судьбы Хэстен всегда выходил сухим из воды. И сейчас он здесь, без надежды заперт в Эдс-Байриге, но улыбается мне, словно давнему другу.

— Он такой же христианин, что и я, — буркнул я.

— Госпожа, — Хэстен посмотрел на Этельфлед и вдруг, что совершенно поразительно, рухнул на колени, — клянусь жертвой Спасителя нашего, что я истинный христианин.

Он говорил смиренно, сотрясаясь от нахлынувших чувств. Даже слезы выступили на глазах. Внезапно он широко распростер руки и обратил лицо к небу.

— Да поразит меня сей же миг Всевышний, если я лгу!

Я выхватил Вздох Змея, клинок громко и отрывисто лязгнул по горловине ножен.

— Лорд Утред! — в тревоге воскликнула Этельфлед. — Нет!

— Я собирался выполнить работу за твоего бога, — сказал я, — и поразить его. Ты меня остановишь?

— Господь сам уладит свои дела, — едко заявила Этельфлед и повернулась к датскому священнику. — Отец Гарульд, ты уверен, что ярл Хэстен христианин?

— Да, госпожа. Он проникся раскаянием и радостью при крещении.

— Хвала Господу, — прошептал отец Цеолнот.

— Довольно! — оборвал их я. В руке я сжимал Вздох Змея. — Почему наши люди еще не в форте?

— Они там будут! — ядовито процедил Цеолнот. — Таков уговор!

— Уговор? — голос Этельфлед звучал настороженно, она, очевидно, подозревала, что священники превысили полномочия, когда заключили договор без её согласия.
— О чем вы договорились? — спросила она.

— Ярл Хэстен, — осторожно начал Цеолнот, — хочет присягнуть тебе на верность во время пасхальной мессы. Он желает, чтобы радость воскрешения Господа нашего освятила этот акт примирения.

— Плевать я хотел, что он собрался ждать праздника Эостры, — сказал я, — поскольку мы займем форт немедленно!

— Форт передадут на Пасху, в воскресенье, — ответил Цеолнот. — Таков уговор!

— На Пасху? — переспросила Этельфлед, и любой знакомый с ней мог уловить в голосе недовольство.

Она не была глупа, но оказалась не готова отмести надежду на то, что Хэстен в действительности христианин.

— Это послужит поводом к примирению, — уговаривал её Цеолнот.

— А кто ты таков, чтобы заключать подобное соглашение? — спросил я.

— Такое дело следует решать христианам, — упорствовал Цеолнот, поглядывая на Этельфлед в надежде на поддержку.

Этельфлед же посмотрела на меня, потом на Хэстена.

— Почему бы нам не занять форт немедленно? — спросила она.

— Я условился... — робко начал Цеолнот.

— Госпожа, — прервал его Хэстен, подползая ближе на коленях, — я искренне желаю крестить всех своих людей на Пасху. Но есть упорствующие. Мне нужно время, отцу Гарульду нужно время! Нам нужно время, чтобы убедить тех немногих упрямцев в спасительной милости Господа нашего Иисуса Христа.

— Лживый ублюдок, — процедил я.

Мгновение все молчали.

— Клянусь, это правда, — смиренно добавил Хэстен.

961