Саксонские Хроники - Страница 966

966

— Финан! — крикнул я.

— Господин?

— Спали эти лачуги!  Я хотел, чтобы войско Этельфлед угрожало дальнему укреплению, и таким образом врагу пришлось бы оглядываться в обе стороны. Дым же мог возвестить о том, что крепость Хэстена в беде.

— И поживей! — Я указал Вздохом Змея в сторону вражеских рядов. — Убьем их!

Финан отдал приказ, и его стена ускорила шаг. Воины принялись колотить мечами по щитам и гнали беглецов вперед.

— Дай им сбежать, — крикнул я сыну, — но держи в центре крепости! Он мгновенно понял и повернул коня, увлекая своих людей к северной стороне крепости.

— Берг? — позвал я. — Мы с тобой расправимся с южным флангом.

— Что мы затеяли, господин?

— Гоним женщин и детей на воинов, — пояснил я, — но гони их прямо вперед.

Проломить стену из щитов — дело весьма кропотливое и кровавое. Два ряда воинов должны схлестнуться и постараться смять стену врага топорами, копьями и мечами. Но на место каждого павшего в цепи врага готов заступить другой. Кто бы ни командовал людьми Хэстена в крепости, у него было три ряда поджидающих нас воинов, а у Финана лишь два. Наша стена была тоньше и меньше, но если нам удастся сломить их стену, то мы щедро оросим вражеской кровью вершину холма. Вот почему я и гнал женщин с детьми прямиком на вражескую стену из щитов. Эти беглецы, что отчаянно спасались от мрачного стука мечей по крашеным щитам, врежутся в стену Хэстена, их паника передастся его воинам, отчаянные попытки беглецов спастись от наших клинков вскроют бреши в стене Хэстена. Мы же воспользуемся этими брешами, чтобы разбить стену на небольшие группы и вырежем их.

Горстка наших всадников носилась по пространству между двумя стенами, и женщины с детьми в поисках спасения бросились под защиту щитов своих родичей. Мы с Бергом следили за тем, чтобы они не смогли обогнуть вражескую стену из щитов, а врезались прямиком в воинов Хэстена. Финан, смекнув в чем дело, еще пуще ускорил шаг. Мои воины выкрикивали песнь, стучали мечами по щитам, улюлюкали.

И я знал, что нас ждет легкая победа.

Я чуял страх и панику врага. Рагналл оставил их здесь, наказав беречь Эдс-Байриг до своего возвращения. Хэстен же положился на свое коварство и ложь, чтобы удержать форт. Новая стена хоть и выглядела грозной, на деле оказалась фарсом — бревна вбили недостаточно глубоко, и она завалилась. Теперь мы очутились внутри форта, снаружи стояло войско Этельфлед, и воины Хэстена понимали, что их ждет разгром. Семьи же сбились перед ними, стараясь разомкнуть сцепленные щиты и спрятаться за ними. Финан заметил открывшиеся бреши и приказал наступать.

— Убейте их! — прокричал он.

Мы жестоки. Теперь, когда я стар и даже ярчайший солнечный свет кажется тусклым, а рокот волн, разбивающихся о скалы — приглушенным, я часто думаю о тех, кого отправил в Вальхаллу. Целые ряды храбрецов, копейщиков-датчан, стойких воинов, отцов и мужей, чью кровь я пролил, чьи кости оставил гнить. Когда я вспоминаю ту битву на вершине Эдс-Байрига, то понимаю, что мог потребовать у них сдаться, и знамя с черепом пало бы, а мечи полетели бы наземь, но мы сражались с Рагналлом Жестоким. То было прозвище, к которому он стремился. Рагналл Жестокий, а вернее его воины должны узнать, что мы грозней самого Рагналла. Я понимал, что нам предстоит с ним сразиться, что наша стена из щитов схлестнется с его стеной, и желал, чтобы в сердцах его воинов таился страх, когда они с нами столкнутся.

И мы убивали. Паника в рядах врага смяла собственную стену из щитов. Мужчины, женщины и дети бросились к воротам, но их оказалось слишком много, чтобы выбраться сквозь узкий проход. Они столпились у ворот, где их рубили мои люди. Мы жестоки, мы свирепы, мы — воины.

Я позволил Тинтригу самому выбирать дорогу. Несколько человек попытались бежать, перебравшись через стену, но я снял их со стены Вздохом Змея, скорее ранив, нежели убив. Я хотел убивать, но также хотел, чтобы на север с вестью для Рагналла прохромали изувеченные враги. Пронзительные вопли отдавались у меня в ушах. Некоторые враги пытались укрыться в недостроенном доме, но воинов Финана охватила жажда резни. Копья разили людей в спину.

На глазах у детей умирали отцы, жены оплакивали мужей, но мои безжалостные воины продолжали сеять смерть, рубя топорами и мечами, пронзая копьями. Наш строй распался, в нем уже не было нужды, поскольку враг не сражался, а бежал. Некоторые пытались сражаться. Я заметил, как двое подскочили к Финану. Ирландец, наказав своим воинам посторониться, на моих глазах бросил щит, подначивая врагов. Отбив неловкие выпады противников, Финан, метнулся и проткнул живот одного из них, глубоко вогнав клинок. Потом, пригнувшись под свирепым ударом второго, выдернул меч, перехватил его обеими руками и вогнал в глотку нападавшему. Все это ирландец проделал непринужденно.

Ко мне подскочил копейщик с перекошенным лицом. Обозвав меня дерьмом, он нацелил копье в брюхо Тинтригу, понимая, что если свалит наземь коня, то я стану легкой добычей его меча. По моему шлему, по золоту и серебру, украшающим пояс, уздечку, сапоги и ножны, он догадался, что перед ним прославленный воин. Убив меня перед собственной смертью, он навеки прославит свое имя.

Скальды могли воспеть его подвиг, могли сложить песнь о смерти Утреда. Я подпустил датчанина, а затем легонько сжал бока Тинтрига. Тот метнулся вперед, копейщику пришлось дернуть копье, и вместо того, чтобы вспороть брюхо жеребцу, оно прочертило кровавую полосу на боку. Махнув Вздохом Змея, я перерубил ясеневое древко, но датчанин бросился за мной, схватил за правую ногу и попытался стащить с седла. Вздох Змея вновь опустился, скользнул по краю шлема датчанина и, угодив тому в лицо, отсек нос с подбородком. Кровь брызнула на мой правый сапог, когда противник отпрянул от внезапной боли и выпустил меня. Тут я опять его ударил, на этот раз разрубив шлем. Датчанин издал сдавленный всхлип, прижав руки к изувеченному лицу. Я же пришпорил Тинтрига и поскакал дальше.

966