— Мне больше нравится камень Тора, — сказал я.
— Здесь жили саксы? — поинтересовался мой сын.
— Да, господин, когда приехал мой отец.
— И что с ними случилось?
— Кто-кто умер, некоторые сбежали, остальные стали рабами.
Теперь саксы отомстили, потому что чуть к северу от холма, где стоял камень, рядом с бродом через Бейну, виднелась спаленная усадьба. Пожар явно произошел недавно, и Эгил подтвердил, что это одно из тех мест, что разрушили люди Брунульфа.
— Они заставили всех уехать, — сказал он.
— И никого не убили?
Он покачал головой.
— Людям велели убраться до заката, но и только. Они рассказывали, что предводитель саксов чуть ли не извинялся.
— Странный способ для начала войны, — заметил Утред-младший, — извиняться.
— Хотят, чтобы первую кровь пролили мы, — объяснил я.
Мой сын пнул полусгоревшую балку.
— Тогда зачем они тут всё сожгли?
— Чтобы мы на них напали? Чтобы попытались отомстить?
Лучшего объяснения я не мог придумать, но почему тогда Брунульф вел себя так мирно во время встречи?
Люди Брунульфа спалили дом, амбар и коровник. Судя по размеру обугленных развалин, усадьба процветала, а ее обитатели считали, что живут в безопасности, и не построили частокол. Руины находились всего в нескольких ярдах от реки, где брод был истоптан копытами бесчисленного скота, а вверх по течению на том берегу виднелся замысловатый силок для рыбы. Силок был забит илом и превратился в примитивную запруду, вода затопила пастбище и растеклась озерцом. Несколько коттеджей остались целыми, и мы смогли там укрыться в тесноте, а из обугленной древесины развели костер и поджарили бараньи ребрышки. Я поставил дозорных в лесу к югу и в ивах на другой стороне брода.
Мой сын был настороже. Он не единожды отходил от костра к южному краю усадьбы и вглядывался в высокий обелиск, торчащий на фоне неба. Ему чудились там люди и тени в темноте, отблески огня на клинках.
— Не суетись, — сказал я ему после восхода луны, — они не придут.
— Они хотят, чтобы мы так и подумали, — откликнулся мой сын, — но откуда нам знать, что они на самом деле думают?
— Считают нас глупцами, — ответил я.
— Может, они и правы, — пробормотал он и неохотно сел рядом. Он оглянулся на темноту на юге, свечение в облаках показывало, где развели костры воины Брунульфа — в форте и полях за ним. — Их три сотни.
— Больше! — сказал я.
— А если они решат напасть?
— Часовые нас предупредят. Для того мы и поставили дозорных.
— Если они прискачут верхом, у нас будет мало времени, — возразил Утред.
— И что ты предлагаешь?
— Переместиться на пару миль к северу.
Пламя озарило его озабоченное лицо. Мой сын не был трусом, но даже храбрейшие должны понимать, какой опасности мы подвергаемся, разводя костер и обозначая нашу позицию, когда находимся так близко от врага, превосходящего нас числом в два раза.
Я взглянул на Финана.
— Нам стоит отъехать?
Тот слегка улыбнулся.
— Ты рискуешь, это точно.
— И почему же я так поступаю?
Все наклонились над костром, чтобы послушать. Фриз Редбад, присягнувший в верности моему сыну, тихо наигрывал на свиристелке, но остановился и встревоженно взглянул на меня. Финан ухмыльнулся, в его глазах мелькнули огоньки — отсвет костра.
— Почему ты так поступаешь? — переспросил он. — Потому как знаешь, что сделает враг, вот почему.
Я кивнул.
— И что он сделает?
Финан нахмурился, задумавшись над вопросом.
— Проклятые сволочи расставят ловушку, так ведь?
Я снова кивнул.
— Проклятые сволочи считают себя умными и через два дня заманят нас в ловушку. Почему через два? Потому что завтрашний день им нужен на подготовку. Может, я ошибаюсь, может, они захлопнут ловушку сегодня, но не думаю. Это риск. Но нам нужно их убедить, что мы ни о чем не догадываемся. Что мы овечки, ожидающие топора мясника, вот почему мы остались здесь. Так мы выглядим невинными овечками.
— Бэ-э-э-э, — протянул один воин, а потом все заблеяли, пока усадьба не наполнилась такими же звуками, как Дунхолм в день ярмарки. Все посчитали это забавным.
Мой сын к веселью не присоединился и подождал, пока всё стихнет.
— Ловушка? — спросил он.
— Подумай над этим, — ответил я и лег спать, чтобы и самому над этим поразмыслить.
Я мог и ошибаться. Лежа в этой кишащей блохами хибаре под храп остальных воинов, я решил, что ошибся по поводу причины, что привела западных саксов в Хорнекастр. Они здесь не для того, чтобы отвлечь нас от вторжения Константина, Эдуард не такой глупец, чтобы обменять кусок Нортумбрии на новый монастырь на Линдисфарене. Он рассчитывал однажды стать королем всех саксонских земель, и никогда не отдаст богатые холмы и пастбища Беббанбурга скоттам. Да и зачем дарить врагу Беббанбург, величайшую крепость Британии? И я решил, что это скорее просто неудачное совпадение. Константин двинулся на юг, а тем временем западные саксы двинулись на север. Возможно, связи между этим и нет. Возможно. Не могу сказать, что это так уж важно. Важно присутствие Брунульфа в старом форте у реки.
Я задумался о Брунульфе и отце Херефрите. Кто из них отдает приказы?
Я задумался о тех воинах, что развернулись вместо того, чтобы встретиться с нами лицом к лицу.
Я гадал о знамени, исчезнувшем с крепостной стены.
А самое странное — это поразительно сердечный тон нашей перебранки. Обычно, когда враги встречаются перед битвой, они пользуются возможностью, чтобы осыпать друг друга бранью. Обмен оскорблениями — своего рода ритуал, но Брунульф вел себя вежливо, скромно и уважительно. Если они явились в Нортумбрию, чтобы спровоцировать нас на атаку, дающую Уэссексу повод нарушить перемирие, то почему не ведут себя враждебно? Отец Херефрит, конечно, вел себя воинственно, но только он один пытался меня разъярить. Такое впечатление, что остальные хотели избежать стычки, но если так, то зачем они вообще вторглись в Нортумбрию?