Саксонские Хроники - Страница 1077

1077

Не было ни намёка на какую-либо подготовку к нападению на людей Константина, и здравый смысл говорил ему, что Сигтрюгр не хочет терять воинов, сражаясь с Шотландией, когда вскоре ему предстоит более серьёзная война против саксов на юге. Константин охотно выжидал, зная, что в конце концов в крепости начнётся голод. А возможно, он даже поверил в мои россказни про Фризию. Должно быть, он обдумывал атаку на стены Беббанбурга, но понимал, насколько кровопролитной она будет, и известия с юга убедили его, что незачем жертвовать множеством воинов ради того, что в итоге принесет ему голод.

И вскоре вся Британия ждала новостей. Это было время слухов и россказней, что нашептывали, пытаясь сбить с верного пути, но иногда они оказывались правдой. Торговец дорогой кожей заверил меня, что городской судья из Мэлдунсбурга, родного города Этельхельма в Вилтунскире, рассказывал, будто олдермен собирался вторгнуться в Нортумбрию, даже если король Эдуард не станет ему помогать. Священник из далекого Контварабурга написал, что Эдуард заключил союз с Константином, и они вдвоем нападут на Нортумбрию и поделят ее. «Клянусь священной кровью Христа, — писал священник, — что битва начнется во время праздника святого Гунтьерна». Но к тому времени как письмо добралось до архиепископа Хротверда в Эофервик, день святого Гунтьерна уже прошел, хотя писцы все равно скопировали письмо и передали моей дочери, а она, в свою очередь, послала его мне.

В конце концов та новость, что я так ждал, пришла от Меревала, который командовал стражей Этельфлед. Меревал был ее старым и преданным другом. Как он написал, Этельфлед велела мне передать, что в Думнок, порт в Восточной Англии, отправили припасы, и там собирают флот. «Она узнала об этом от отца Катвульфа, священника лорда Этельхельма, и умоляет не раскрывать его имя. Более того, отец Катвульф сказал ей, что, буде на то Господня воля, флот лорда Этельхельма отплывет после праздника святой Инсвиды.

Это звучало разумно. Праздник святой Инсвиды приходился на конец сбора урожая, когда провизии в избытке, а если кто-то хочет отправить припасы осажденной крепости, чтобы та могла продержаться еще год, то конец лета — самое подходящее время. А из всех людей в Британии, кто меня ненавидел, кто мечтал мне отомстить, Этельхельм был самым опасным. Я всегда считал, что скорее всего именно он станет помогать моему кузену, но не был уверен, пока не пришло письмо от Меревала.

И вот, оставив Ситрика и еще восемнадцать человек в Дунхолме, вместе с остальными воинами, их женами, детьми, слугами и рабами я двинулся в Эофервик. Я сказал им, что мы отправляемся во Фризию, а потом взял трех человек и поехал в Думнок.

Я выбрал трех саксов-христиан, поскольку подозревал, что Думнок, город в Восточной Англии, недавно покоренной западными саксами, может быть настроен мстить норманнам и язычникам. Я взял Сердика, одного из старейших воинов — медлительного, но преданного до мозга костей. Осви был намного моложе и служил мне еще с детства. Теперь он стал проворным и умелым воином. Третьим был Свитун, западный сакс с ангельским лицом, улыбчивый и смешливый, но также пронырливый и ловкий вор.

Мы вчетвером сели на западно-саксонский корабль, пришедший в Эофервик с грузом франкского стекла, а теперь возвращающийся в Лунден с полным трюмом нортумбрийских шкур и серебряных слитков. Ренвальд, хозяин судна, обрадовался и золоту, которым мы ему заплатили, и нашим длинным ножам, хоть и усомнился, что от меня будет много пользы в сражении.

— Однако вы трое, кажется, пригодитесь, — сказал он моим спутникам.

Свитун широко улыбнулся.

— Дедуля умеет драться, — сказал он, — хоть с виду и не скажешь, но в бою он хоть куда. Так ведь, дед? — крикнул он мне. — Ты же у нас настоящий старый боевой хрыч!

С тех пор как получил новость о Думноке, я перестал бриться. Я не расчёсывал волосы. Стал носить самую старую и грязную одежду, какую смог найти, и прибыв в Эофервик, учился ходить ссутулившись. Финан и мой сын называли меня глупцом, говорили, что незачем мне тащиться в Думнок, что любой из них готов пойти вместо меня. Но мечта всей моей жизни зависела от того, что я найду в том порту, в Восточной Англии, и я не доверил бы никому, кроме самого себя, отправиться туда и узнать, что там затевается.

— Имейте в виду, — продолжил Ренвальд, — если на нас нападёт кто-нибудь пострашнее рыбацкой лодки, от ваших ножей будет не много пользы.

Никто из нас не носил мечей или саксов, только ножи — я не хотел, чтобы в Думноке догадались, что мы воины.

— Тут есть пираты? — промямлил я.

— Что он сказал?

— Говори громче, дед! — заорал Свитун.

— Пираты есть? — я немного повысил голос и постарался пустить слюни в белую щетину на подбородке.

— Он хочет знать, есть ли тут пираты, — пояснил Ренвальду Свитун.

— Да тут всегда пираты, — сказал Ренвальд, но теперь они в основном на мелких судёнышках. Я не видал ни одного длинного датского корабля, с тех пор как король Эдуард захватил остатки Восточной Англии. И слава Богу.

— Слава Богу, — набожно повторил я и осенил себя крестом.

По такому случаю я в этом путешествии изображал христианина и даже надел на шею распятие вместо молота. Кроме того, я делал вид, что Свитун — мой внук, а он принимал эту игру с неприличным энтузиазмом.

Ренвальд, конечно, хотел знать, откуда мы и зачем путешествуем, и Свитун закрутил историю о том, как нас изгнали с наших земель к северу от римской стены.

— Это всё скотты, — сказал он, сплюнув за борт корабля.

1077