— Ты должен позволить пойти и мне, — сказал Финан.
— Ты остаешься здесь за главного, — ответил я. — И, если мы попадем в беду, тебе, возможно, придется нас бросить. Решение будет за тобой.
— Греби назад! — снова закричал Ралла, и «Морской Орел» отступил еще на несколько футов, избегая угрозы очутиться на мели при отливе.
— Мы тебя не бросим, — сказал Финан и протянул руку.
Я стиснул ее, потом позволил ему спустить меня за борт корабля, откуда плюхнулся в смесь воды и грязи.
— Увидимся на рассвете, — окликнул я темный силуэт Финана и повел Клапу и Райпера через широкую береговую полосу, затопленную водой.
Я услышал поскрипывание и плеск весел «Морского Орла», когда Ралла отвел корабль от берега, но, когда я повернулся, судно уже исчезло.
Мы высадились на западном конце Канинги, острова, граничащего с ручьем у Бемфлеота, и вышли на берег вдалеке от того места, где были вытащены на берег или стояли на якоре корабли Зигфрида. До высоких стен укреплений было еще достаточно далеко, чтобы часовые могли увидеть, как наш темный корабль без мачты подошел к темной земле. Во всяком случае, я молился, чтобы те ничего не заметили. А теперь нам предстоял долгий путь пешком.
Мы пересекли широкую полосу грязи, на которой отсвечивала луна; теперь, когда вода отступала, эта полоса все ширилась. Местами мы не могли идти, а лишь барахтались, с трудом продвигаясь вперед. Мы брели и спотыкались, борясь с засасывающей грязью, ругались и хлюпали. Береговая полоса представляла собой ни воду, ни сушу, а густую, липкую трясину.
Я торопливо продвигался вперед, пока наконец под ногами не стало больше земли, чем воды, и нас не окружили крики просыпающихся птиц. Ночной воздух был полон биения крыльев и пронзительных птичьих протестов. Я опасался, что этот шум встревожит врага, но все, что я мог сделать, — это устремиться в глубь острова, молясь о том, чтобы выбраться на место повыше.
В конце концов идти стало легче, хотя земля все еще пахла солью.
Ралла сказал, что, когда прилив достигает верхней точки, Канинга может полностью исчезнуть под водой. И я подумал о датчанах, которых утопил на западе в заливаемых морем болотах, заманив их именно в такой прилив.
Это случилось до битвы при Этандуне, когда Уэссекс, казалось, был обречен. Но Уэссекс все еще жил, а датчане погибли.
Мы нашли тропу. Овцы спали среди пучков травы; то была овечья тропа, хотя и трудная, предательская, потому что ее то и дело пересекали канавы, в которых извивались щупальца отступающего отлива. Я гадал, нет ли поблизости пастуха. Может, раз овцы на острове, их не надо охранять от волков, значит, и пастуха при них нет? Еще лучше, если при них нет собак и не будет собачьего лая. Но даже если там и были собаки, они спали, пока мы продвигались на восток.
Я высматривал «Морского Орла», но хотя на водах устья блестел лунный свет, я его не видел.
Спустя некоторое время мы отдохнули, сперва пинками разбудив нескольких овец, чтобы занять их теплые места на сухой земле. Клапа вскоре заснул и захрапел, а я все глядел на Темез, пытаясь увидеть «Морского Орла», но корабль был лишь тенью среди других теней. Я думал о Рагнаре, своем друге, и о том, как тот среагирует, когда Эрик и дочь Альфреда появятся в Дунхолме. Я знал — это его развеселит, но долго ли продлится его веселье? Альфред отправит посланников к Гутруму, королю Восточной Англии, требуя, чтобы его дочь вернули, и каждый норманн с мечом будет жадно глядеть на утес Дунхолма.
«Безумие», — подумал я, когда ветер прошелестел по жесткой болотной траве.
— Что там такое, господин? — спросил Райпер, заставив меня вздрогнуть.
Голос его звучал встревоженно, и я перестал рассматривать воду, повернулся и увидел огромное пламя, поднявшееся над холмом Бемфлеота. Пламя взметнулось в темное небо, высветив силуэты укреплений, и над этим мечущимся огнем в толстом столбе дыма, что клубился над холмом Зигфрида, кружили яркие искры.
Я выругался, пинком разбудил Клапу и встал.
Дом Зигфрида был в огне, значит, все в крепости проснулись; но случайно вспыхнул пожар или его зажгли нарочно, можно было только гадать. Может, это спланировал Эрик как отвлекающий маневр, чтобы тайно увести Этельфлэд из ее маленького дома? Но я почему-то не думал, что Эрик рискнул бы заживо сжечь своего брата.
— Из-за чего бы ни разгорелся пожар, — мрачно сказал я, — это дурные вести.
Огонь только что занялся, но соломенная кровля, должно быть, была сухой, потому что пламя распространялось неслыханно быстро. Зарево стало ярче, освещая вершину холма и бросая четкие тени на низкую болотистую землю Канинги.
— Они нас увидят, господин, — нервно сказал Клапа.
— Мы должны смириться с этим риском, — ответил я и понадеялся, что люди на корабле, перекрывающем ручей, глядят на огонь, а не высматривают врагов на Канинге.
Я собирался добраться до южного берега ручья, где громадная цепь, привязанная к толстому столбу, удерживала корабль против течения. Отвяжи или разруби эту цепь — и судно снесет отливом. Цепь, которой оно привязано за нос к столбу на северном берегу, удержит его, судно повернется и откроет путь, как огромные ворота.
— Пошли, — сказал я.
Мы снова двинулись по овечьей тропе. Теперь идти было легче, потому что путь нам освещал огромный пожар.
Я все время поглядывал на восток, где небо становилось все бледнее. Близился рассвет, но солнце появится еще очень не скоро. Один раз мне показалось, что я вижу «Морского Орла», его длинный корпус на фоне мерцания серого и черного, но я не был уверен, что мне не померещилось.