— Скирнир трахается, как свинья, — сказала Скади, — и он храпит, как свинья, и он бьет женщин.
— Итак, как же ты спаслась от свиньи? — упорствовала Этне.
— Скирнир захватил корабль, на котором был сундук с золотыми монетами, и взял часть золота в Хайтабу, чтобы купить новое оружие. Он захватил меня с собой.
— Зачем? — спросил я.
Она посмотрела на меня спокойным взглядом.
— Потому что не мог вынести разлуки со мной.
Я улыбнулся.
— Но у Скирнира, должно быть, имелись люди, чтобы охранять тебя в Хайтабу?
— Три команды.
— И он позволил тебе встретиться с Харальдом?
Скади покачала головой.
— Я не встречалась с ним. Я просто бросила на него один взгляд, а он посмотрел на меня.
— И?
— Той ночью Скирнир был пьян, и его люди были пьяны, поэтому я сбежала. Я взошла на корабль Харальда, и мы уплыли. Я даже ни разу не заговорила с ним.
— Прекратите! — крикнул я двум своим людям, которые ссорились из-за одной из шлюх «Гуся».
Шлюхи зарабатывали на жизнь на чердаке, куда вела лестница, и один из моих воинов пытался стащить другого со ступенек.
— Ты — первый, — я показал на самого пьяного из двух. — А ты — за ним. Или оба вместе, мне плевать! Но не начинайте из-за нее драку!
Я наблюдал за ними до тех пор, пока они не утихли, затем снова повернулся к Скади.
— Скирнир, — сказал я просто.
— У него есть остров, Зегге, и он живет там на терпене.
— Что такое терпен?
— Рукотворный холм, — объяснила Скади. — Только так и можно жить на большинстве островов. Люди делают холм из дерева и глины, строят дома и ждут, пока прилив смоет этот холм. У Скирнира крепость на Зегге.
— И целый флот, — сказал я.
— Некоторые суденышки совсем мелкие, — ответила Скади.
И все равно, по моим подсчетам, у Скирнира имелось по крайней мере триста бойцов, а может, и пять сотен. У меня было сорок три.
— Они не все живут на Зегге, — продолжала Скади, — остров слишком маленький. У большинства есть дома на ближайших островах.
— Так у него крепость?
— Дом. Построенный на терпене, окруженный палисадом.
— Но чтобы добраться до дома, — сказал я, — нам придется пройти мимо других островов.
Любой корабль, идущий через отмели и измочаленный приливом канал, без сомнения, уводит за собой людей Скирнира, и я мог вообразить высадку на Зегге, когда за мной по пятам будут следовать две команды врагов.
— Но в доме, — сказала Скади, понизив голос, — есть дыра в полу, и под полом — комната, обшитая вязом, а в этой комнате — золото.
— Там было золото, — поправил Финан.
Она покачала головой.
— Скирнир не в силах с ним расстаться. Он щедр со своими людьми. Он покупает оружие, кольчуги, корабли, весла, еду. Он покупает рабов. Но он приберегает все, что может. Он любит открывать люк и смотреть на свое сокровище. Его трясет, когда он любуется на него. Он его любит. Однажды он сделал постель из золотых монет.
— И они впились тебе в спину? — весело спросил Финан.
Скади как будто не услышала его, она смотрела на меня.
— В той комнате есть золото и серебро, господин, и его хватит, чтобы осветить твои мечты.
— Другие, должно быть, уже пытались его захватить, — сказал я.
— Пытались. Но вода, песок и прилив — такие же хорошие защитники, как и каменные стены, господин, и у него верная стража. У него есть три брата и шесть кузенов, и все они служат ему.
— Сыновья? — спросила Этне.
— От меня детей у него нет. Много детей от рабынь.
— Почему ты вышла за него замуж? — спросила Этне.
— Меня продали ему. Мне было двенадцать, у моей матери не было денег, а Скирнир меня захотел.
— И все еще хочет, — задумчиво проговорил я, вспоминая, как он предлагал Альфреду вознаграждение за возвращение Скади.
— У этого ублюдка множество людей, — с сомнением проговорил Финан.
— Я могу найти людей, — негромко сказал я — и повернулся, потому что в заднюю дверь таверны вбежал Ситрик.
— Люди, — сказал он, — там, снаружи, по меньшей мере тридцать человек, господин, все при оружии.
Итак, мои подозрения подтвердились. Гутлаку был нужен я, мое сокровище, мой корабль и моя женщина.
А мне было нужно золото Скирнира.
Я распахнул переднюю дверь таверны и увидел, что на причале ожидают еще люди. Их, казалось, испугало мое появление, настолько испугало, что большинство попятилось. Их было не меньше пятидесяти, некоторые с копьями и мечами, но большинство — с топорами, серпами и палками. Значит, это был городской люд, поднятый Гутлаком для ночной предательской работы.
Но больше всего меня обеспокоило то, что горстка из них держала луки. Они не сделали попытки захватить «Сеолфервулфа», стоящего у конца пирса и освещенного тусклым светом костров, над которыми сушилась сельдь — огни горели над узкой линией, отмечавшей на берегу высшую точку подъема прилива. Огоньки отражались от кольчуг Осферта и его людей, от наконечников их копий, мечей и топоров. Осферт выстроил поперек пирса «стену щитов», и она выглядела грозной.
Я закрыл дверь и уронил засов в скобы. У Гултака явно не было желания атаковать людей Осферта, значит, он хотел сперва захватить нас, а потом использовать нас как заложников, чтобы завладеть кораблем.
— Нам придется драться, — сказал я своим людям.
Вытащив Осиное Жало из-под плаща, я с удовольствием наблюдал, как в руках других тоже появилось оружие. По большей части — короткие мечи вроде Осиного Жала, но Рорик, датчанин, которого я взял в плен во время одного из карательных рейдов в Восточную Англию и который предпочел дать клятву верности мне, а не возвращаться к своему господину, каким-то образом ухитрился притащить сюда боевой топор.