Саксонские Хроники - Страница 661

661

Следующий день принадлежал Тору. Дождь не утихал, напротив, подгоняемый ветром, он косыми струями заливал Уинтансестер.

– Сами небеса рыдают, – сказал мне Беокка. Он плакал. – Король попросил меня в последний раз причастить его. Я все сделал, но руки дрожали.

За этот день Альфред получал последнее причастие несколько раз – настолько велико было его желание закончить жизненный путь очищенным от грехов, и священники и епископы соперничали друг с другом за честь провести обряд и вложить королю в рот кусочек засохшего хлеба.

– Епископ Эссер готов был дать viaticum, – добавил он, – но Альфред позвал меня.

– Он любит тебя, – сказал я, – и ты верой и правдой служил ему.

– Я служил Господу и королю, – сказал Беокка. Я подвел его к креслу у огня в большом зале «Двух журавлей» и усадил. – Сегодня утром он съел капельку творога, – сообщил мне Беокка, – совсем чуть-чуть. Две ложки.

– Он не хочет есть, – сказал я.

– Он должен есть, – твердо произнес он.

Бедняга Беокка. Он был священником при моем отце, и секретарем, и моим учителем, и уехал из Беббанбурга, когда мой дядька узурпировал лордство. Он вышел из низов и уродился уродцем: косоглазым, с деформированным носом, парализованной левой рукой и изуродованной стопой. Именно мой дед обратил внимание на то, что мальчишка умен, и отдал его в обучение монахам в Линдисфарене. Так Беокка стал священником, а потом благодаря предательству моего дядьки и изгнанником. Его ум и преданность пленили Альфреда, и с тех пор Беокка верно служил ему. Сейчас он был в преклонных летах, но сумел сохранить острый ум и твердую волю. Жена у него была датчанкой, самой настоящей красавицей и приходилась сестрой моему близкому другу Рагнару.

– Как Тира? – спросил я.

– Она в порядке, слава богу. И у мальчиков все хорошо! Мы счастливы.

– Ты будешь счастлив и мертв, если не перестанешь ходить по улицам под дождем, – сказал я. – Нет дурака хуже, чем старый дурак.

Он хмыкнул и слабо запротестовал, когда я принялся настаивать, чтобы он снял свой мокрый плащ и накинул на плечи сухой.

– Король попросил меня пойти к тебе, – сказал он.

– Королю следовало попросить меня прийти к тебе, – буркнул я.

– Ну и погодка! – покачал головой Беокка. – Таких дождей не было с того года, когда умер архиепископ Этельред. Король не знает, что идет дождь. Бедняга. Его мучают боли. Он долго не протянет.

– Итак, он послал тебя ко мне, – напомнил я ему.

– Он просит тебя об одолжении, – с былой твердостью в голосе сказал Беокка.

– Давай, рассказывай.

– Фагранфорда – большое имение, – заметил Беокка. – Король был очень щедр.

– Я тоже был щедр к нему, – сказал я.

Беокка взмахнул увечной левой рукой, как бы отмахиваясь от моих слов.

– Там сейчас четыре церкви и монастырь, – решительно продолжал он, – и король хочет получить от тебя заверения, что ты будешь содержать все это в должном порядке, как того требует патент и твой долг.

Я улыбнулся.

– А если я откажусь?

– О, прошу тебя, Утред! – устало произнес он. – Сколько же мне можно бороться с тобой!

– Я скажу управляющему, чтобы он выполнял все необходимые работы, – пообещал я.

Он пристально посмотрел на меня, как бы оценивая, насколько я искренен. Кажется, увиденное удовлетворило его.

– Король будет благодарен, – сказал он.

– Я думал, ты пришел просить меня отказаться от Этельфлед, – с лукавой усмешкой признался я.

Среди моих знакомых было очень мало тех, с кем я мог спокойно поговорить об Этельфлед, однако Беокка, который знал меня с колыбели, принадлежал именно к их числу.

Он поежился от моих слов.

– Прелюбодеяние – это смертный грех, – сказал он, правда, без особой страстности.

– А еще и преступление, – весело добавил я. – Ты говорил об этом Эдуарду?

Беокка поморщился.

– То было безрассудство юности, – заявил он, – и Господь наказал девушку. Она умерла.

– Твой бог такой добрый, – съязвил я, – только вот почему ему не пришло в голову убить и ее королевских бастардов?

– Их спрятали, – сказал он.

– Вместе с Этельфлед.

Он кивнул.

– Они прячут ее от тебя, – сказал он. – Ты знаешь об этом?

– Знаю.

– Заперли ее в Святой Хедде, – добавил он.

– Я нашел ключ, – усмехнулся я.

– Господь уберегает нас от нечестивых поступков. – Беокка перекрестился.

– В Мерсии Этельфлед пользуется всеобщей любовью, – сказал я. – А вот ее муженек – нет.

– Это всем известно.

– Когда Эдуард станет королем, – продолжал я, – Мерсия доставит ему массу хлопот.

– Массу хлопот?

– Придут датчане, отец, – пояснил я, – и начнут они с Мерсии. Ты хочешь, чтобы мерсийские лорды сражались за Уэссекс? Ты хочешь, чтобы мерсийский фирд сражался за Уэссекс? Этельфлед – единственный человек, который сможет подвигнуть их на это.

– Ты тоже сможешь, – сказал он.

Я отмахнулся от этого заявления как от полнейшей чепухи.

– Мы с тобой нортумбрийцы, отец. Они считают нас варварами, которые едят своих детей на завтрак. А вот Этельфлед они любят.

– Знаю, – кивнул Беокка.

– Тогда пусть она грешит сколько угодно, если это поможет обеспечить безопасность Уэссекса.

– Мне так и передать королю?

Я расхохотался.

– Так и передай. И передай ему еще кое-что. Скажи, чтобы он убил Этельволда. Без жалости, без родственных сантиментов, без христианского милосердия. Пусть отдаст мне приказ, и с ним будет покончено.

661