Саксонские Хроники - Страница 669

669

– Он уже проиграл, – сказал я.

– Это точно, – согласился Стипа.

– Проиграл? – не понял отец Коэнвульф.

– Это его цитадель, – пояснил я, – и никто здесь не хочет бросать нам вызов.

Во всяком случае, никто не бросил нам вызов, пока мы не добрались до входа в дом Этельволда. Ворота были украшены его знаменем, и их охраняло семь копейщиков. Путь преграждала жалкая баррикада из бочек, на которые было уложено два бревна. Один из копейщиков выступил вперед и направил на нас свое копье.

– Дальше нельзя, – объявил он.

– Убери бочки, – сказал я, – и открой ворота.

– Назовитесь, – потребовал он.

Это был мужчина средних лет, крепкого телосложения, седобородый и очень ответственный.

– Это Матвей, – сказал я, указывая на отца Коэнвульфа, – я Марк, а он Лука, четвертый же напился, и мы его с собой не взяли. Ты же отлично знаешь, кто мы такие, черт побери, так что открывай ворота.

– Впусти нас, – строго произнес отец Коэнвульф, бросив на меня испепеляющий взгляд.

– С оружием нельзя, – сказал стражник.

Я посмотрел на Стипу. Слева у него был пристегнут длинный меч, справа – короткий, за спиной висел топор.

– Стипа, – обратился я к нему, – скольких ты убил в сражении?

Его озадачил мой вопрос, однако он задумался над ответом. Наконец он помотал головой.

– Сбился со счета, – сказал он.

– Я тоже, – кивнул я и повернулся к стражнику. – Можешь забрать у нас оружие, – сказал я ему, – а можешь остаться в живых и пропустить нас.

Он решил, что ему лучше остаться в живых, поэтому он приказал своим людям убрать бочки и бревна и открыть ворота. Мы въехали на двор. В свете недавно зажженных факелов оседланные лошади отбрасывали дрожащие тени. Я насчитал тридцать воинов, все были в кольчугах и при оружии, однако ни один не встал у нас на пути. Зато было видно, как сильно они нервничают.

– Он готовится к бегству, – сказал я.

– Тебе запрещается разговаривать здесь, – раздраженно произнес отец Коэнвульф.

– Умолкни, святоша, – бросил я ему.

Подошли слуги, чтобы забрать наших лошадей, и управляющий, как я и ожидал, потребовал от нас со Стипой сдать мечи, прежде чем мы войдем в дом.

– Нет, – сказал я.

– Мой меч останется со мной, – угрожающе проговорил Стипа.

Управляющий заволновался, засуетился, но отец Коэнвульф уверенно прошел вперед мимо него, и мы последовали за ним. Мы оказались в просторном зале, освещенном огнем камина и свечами, расставленными на двух столах по обе стороны от трона – по-другому назвать это огромное кресло на подиуме было нельзя. На троне сидел Этельволд, при нашем появлении он вскочил и в два шага приблизился к краю подиума. Рядом с троном стояло еще одно кресло, поменьше, и в нем сидела Этельфлед. По обе стороны от нее замерли копейщики. Она мрачно улыбнулась мне и подняла руку, показывая, что ей ничего не угрожает.

В зале было около пятидесяти человек, большей частью вооруженные, несмотря на усилия управляющего. И опять же ни один из них не сделал попытки остановить нас. Наше появление, кажется, стало причиной для внезапного молчания. Эти люди, как и те, во дворе, нервничали. Я знал некоторых из них и догадывался, что мнения разделились. Более молодые, стоявшие у подиума, поддерживали Этельволда, старшие – все они были его танами – выражали недовольство происходящим. Даже собаки притихли. Одна из них взвыла, когда мы вошли, и тут же убежала в дальний угол и там легла.

Этельволд стоял на краю помоста. Он сложил на груди руки, желая выглядеть величественно, но мне он показался таким же испуганным, как собаки. А вот светловолосый парень рядом с ним был полон энтузиазма.

– Возьми их в плен, лорд, – подбивал он Этельволда.

Есть люди, которых можно заставить поверить и в самую безнадежную затею, и в самую безумную идею, и в самое нелепое утверждение. Светловолосый был именно из таких. Интересы Этельволда он воспринимал как свои собственные. Красивый и ясноглазый, он обладал брутальной внешностью, которую подчеркивал квадратный подбородок и широкие плечи. Его длинные волосы были собраны в хвост и повязаны кожаной лентой. Еще одна лента была повязана вокруг шеи, напоминая узенький шарф, и выглядела на нем неестественно, потому что была сшита из драгоценного розового шелка, завезенного в Британию торговцами из дальних стран. Кончики розовой ленты свисали на великолепную кольчугу, вероятно, сработанную дорогими кузнецами Франкии. Его ремень украшали квадратные золотые накладки, а рукоятку меча – хрустальное навершие. Он был богат, уверен в себе и смотрел на нас с ожесточением.

– Ты кто? – пренебрежительно произнес отец Коэнвульф, обращаясь к парню.

– Меня зовут Сигебрихт, – гордо объявил тот. – А для тебя, церковник, лорд Сигебрихт.

Ага, значит, это тот самый гонец, который возил послания Этельволда датчанам, тот самый Сигебрихт Сентский, который любил леди Эггвинну, но потерял ее из-за ее любви к Эдуарду.

– Не разрешай им говорить, – наставлял он своего покровителя. – Убей их!

Этельволд растерялся, не зная, что делать.

– Лорд Утред, – приветствовал он меня просто потому, что ему больше нечего было сказать.

Ему следовало бы приказать своим людям порубить нас в капусту, а потом возглавить армию и пойти в наступление на Эдуарда, однако ему не хватило на это мужества. К тому же он, вероятно, знал, что за ним последует только горстка сторонников.

– Лорд Этельволд, – суровым тоном начал отец Коэнвульф, – мы прибыли сюда, чтобы вызвать тебя на суд короля Эдуарда.

669