— Там есть еще каменные стены? — поинтересовался я.
— Да, лорд Элфрик воздвиг там каменные стены. Никто не сможет через них пройти.
— И у него есть воины?
— В крепости живут сорок или пятьдесят человек. Конечно, у него есть и другие люди, но они пашут его земли или живут в собственных домах.
Теперь я знал всё. Мой дядя мог собрать грозное войско, но большая его часть жила на ближайших фермах.
Понадобится по меньшей мере день или два, чтобы собрать эти сотни людей, и это значило, что я буду иметь дело с хускарлами, с сорока или пятьюдесятью тренированными воинами, чья задача заключалась в том, чтобы не сбылся кошмар Элфрика. Его кошмаром был я.
— Значит, вскоре ты отправишься на север? — спросил отец Бирнйольф.
Я проигнорировал этот вопрос.
— А лорду Элфрику нужны корабли, чтобы защищать своих торговцев?
— Древесина, ячмень и шкуры, — ответил отец Бирнйольф. — Их отправляют на юг, в Лунден, или через море во Фризию, так что да, им нужна защита.
— И он хорошо платит.
— Он славится своей щедростью.
— Ты был полезен, отец, — промолвил я и бросил монету через стол.
— Да пребудет с тобой Бог, сын мой, — произнес священник, подхватывая монету, упавшую на покрытый тростником пол. — А каково твое имя? — спросил он, заполучив золото.
— Вульф Ранульфсон.
— Да благословит Господь твое путешествие на север, Вульф Ранульфсон.
— Может, мы и не пойдем на север, — заявил я, когда священник встал. — Я слышал, на юге готовится какая-то заварушка.
— Молюсь, что нет, — его голос звучал недоверчиво, — заварушка?
— В Лундене поговаривали, что лорд Этельред хочет заграбастать Восточную Англию.
Отец Бирнйольф перекрестился.
— Молюсь, чтобы этого не случилось.
— На заварушках всегда можно заработать, — возразил я, — так что я молюсь о войне.
Он не ответил, но поспешил прочь. Я повернулся к нему спиной.
— Что он делает? — спросил я Финана.
— Разговаривает с теми двумя. Смотрит на нас.
Я отрезал ломоть сыра.
— Почему Элфрик платит священнику в Гримесби?
— Потому что он добрый христианин? — мягко предположил Финан.
— Элфрик — слизняк, предатель и просто кусок дерьма, — сказал я.
Финан взглянул в сторону священника, а потом вновь на меня.
— Отец Бирнйольф берет серебро у твоего дяди.
— А взамен, — заметил я, — он рассказывает Элфрику о том, кто проезжает через Гримесби. Кто приезжает и уезжает.
— И кто задает вопросы о Беббанбурге.
— И именно это я только что сделал.
Финан кивнул.
— Именно это. И заплатил ублюдку слишком много, и задал слишком много вопросов о защитных сооружениях. С таким же успехом ты мог бы назвать ему свое настоящее имя.
Я нахмурился, но Финан был прав. Я слишком жаждал заполучить информацию, и у отца Бирнйольфа это должно было вызвать подозрения.
— И как же он передает новости Элфрику? — спросил я.
— Рыбаки?
— И этот ветер, — предположил я, взглянув на ставни, что раскачивались, хлопая по щеколдам. — Наверно, пара дней пути под парусом? Или полтора дня на корабле вроде Полуночника.
— Три дня, если они проводят ночи на суше.
— Но сказал ли мне ублюдок правду? — гадал я вслух.
— О гарнизоне твоего дяди? — спросил Финан, водя пальцем по узорам, оставленным на столе пролитым элем. — Похоже на то, — он криво улыбнулся. — Пятьдесят человек? Если нам удастся пробраться внутрь, мы бы перерезали ублюдков.
— Если сможем пробраться внутрь, — отозвался я, а потом повернулся, сделав вид, что смотрю в сторону большого центрального очага, откуда вздымалось пламя, встречаясь наверху с капающим через проем в крыше дождем.
Отец Бирнйольф был поглощен разговором со своими спутниками, но как только я повернулся, они направились в сторону двери.
— Когда прилив? — спросил я Финана, всё ещё наблюдая за священником.
— Поднимется к вечеру и отступит на заре.
— Значит, отплываем на заре, — решил я.
Потому что Полуночник отправлялся на охоту.
Мы отплыли на заре с отливом. Мир был сер, как клинок. Серое море, серое небо и серый туман, и Полуночник скользил по этому серому миру как холеный и опасный зверь.
Мы шли лишь на двадцати веслах, которые поднимались и опускались почти бесшумно, лишь скрип раздавался в уключинах и иногда всплеск погрузившегося в воду весла.
Позади нас оставался след из зыби цвета темного серебра, расширяющийся и пропадающий по мере того, как Полуночник проскользил мимо ивовых слег, отмечающих проход.
Мы дали отливу вынести нас в море. Туман сгущался, но отлив благополучно доставил нас в море, и уже когда нос корабля нырнул в большую волну, я развернул его на север.
Мы продвигались медленно, и я различил отдаленный гул моря, разбивавшегося об Вороний Клюв и отвернул от него, подождал, пока тот затихнет, а потом серый туман сгустился, но стало светлей.
Дождь прекратился. Море было спокойным, раздраженно и лениво хлопая по бортам, лишь мелкие волны остались от непогоды, но я чувствовал, что скоро снова поднимется ветер, и держал мокрый парус наготове.
Ветер пришел, по-прежнему с востока, парус надулся, а весла были убраны, и Полуночник рванулся на север.
Туман поредел, и я различил ближе к берегу рыбацкие лодки, но проигнорировал их, направившись на север, и боги были на моей стороне, ветер задул с юга, а через рваные облака показалось солнце. Морские птицы приветствовали нас криками.