Эти воинственные священники были правы. Но не отношении святого Освальда, в этом то как раз я сомневался, но они точно были правы, проповедуя, что продолжительный мир не установится, пока датчане владеют землями, которые раньше принадлежали саксам.
А эти датчане все еще хотели владеть всем. Они хотели то, что осталось от Мерсии, и весь Уэссекс. Им было все равно, под чьими знаменами сражаться, хоть под молотом, хоть под крестом. Датчане жаждали завоеваний. И они снова были могущественны.
Все военные потери были восстановлены, и датчане были неспокойны, но и Этельред, лорд Мерсии, не отставал. Всю свою жизнь он прожил как вассал Уэссекса, но теперь у него была новая жена, он старел и ему хотелось заработать славу.
Он хотел, чтобы поэты воспевали его триумф, хотел видеть свое имя в исторических хрониках, хотел начать войну между христианской Мерсией и христианской Восточной Англией, и эта война распространится на всю Британию, и снова встанут стены из щитов.
Мир был невозможен до тех пор, пока два клана делят одну землю. Один клан должен победить. Даже пригвожденный бог не мог изменить этой истины. А я был воином, и в мире, где идет война, я должен быть жестоким.
Рыбак поднял глаза, и в его взгляде была мольба, но топор обрушился на него, и он ушел в свою морскую могилу. Он бы выдал меня Элфрику.
Я говорил себе, что конец этой жестокости близок. Я сражался за Уэссекс всю свою жизнь. Я отдал пригвожденному богу его победы, но он отверг меня, плюнул мне в лицо. Так что теперь я отправлюсь в Беббанбург и как только его захвачу, я останусь там и позволю двум кланам сражаться.
Таков был мой план. Я бы поехал домой и остался там, и уговорил бы Этельфлед присоединиться ко мне, и тогда даже пригвожденный бог не смог бы выманить меня из Беббанбурга, потому что эта крепость неприступна.
А утром я поведал Финану, как мы захватим ее.
Он засмеялся, когда услышал.
— Может, и получится, — сказал он.
— Молись своему богу, чтобы тот послал правильную погоду, — велел я.
Мой голос был мрачен, что неудивительно. Мне нужна была ненастная погода, угрожающая погода, но вместо этого небо просветлело и стало голубым, а воздух теплым.
Ветер потеплел и задул с юга, так что наши паруса порой провисали, а корабль терял ход, и Полуночник лениво дрейфовал по сверкающей на солнце поверхности моря.
Большая часть команды уснула, и я решил дать им выспаться вместо того, чтобы грести. Мы ушли далеко от берега и остались одни под пустым небом.
Финан посмотрел в небо, чтобы узнать, с какой стороны солнце.
— Мы идем не в сторону Беббанбурга, — сказал он.
— Мы идем во Фризию.
— Во Фризию!
— Я не могу сейчас отправиться в Беббанбург, — объяснил я, — и у побережья Нортумбрии остаться не могу, потому что Элфрик узнает, что мы здесь, так что нам нужно скрыться на пару дней. Мы спрячемся во Фризии.
Итак, мы пересекли море, направившись в сторону этого странного места из островов, воды и грязевых отмелей, водорослей, песка и принесенных течением бревен, каналов, что меняли свой путь по ночам, и земли, что сегодня была, а завтра могла исчезнуть.
Это был дом для цапель, тюленей и изгоев. Нам понадобилось три дня и две ночи, чтобы пересечь море, и на закате третьего дня, когда солнце превратило весь западный горизонт в кипящий огнем котел, мы медленно вошли между островов, воин на носу пробовал глубину веслом.
Я прожил здесь некоторое время. На этих отмелях я устроил засаду Скирниру и смотрел, как он умирает, а в его доме на острове Зегге нашел его жалкую казну.
Я не тронул дом, и сейчас мы его искали, но остров исчез, его смыло безжалостными приливами, хотя мы и обнаружили ту серповидную песчаную косу, на которой вынудили Скирнира разделить силы, так что мы причалили там и устроили лагерь в дюнах.
Мне нужны были две вещи: второй корабль и плохая погода. Я не осмелился отправиться на поиски корабля, потому что мы находились в чужих водах, и если бы я нашел корабль слишком рано, у владельца этих мест было бы время, чтобы нас обнаружить и потребовать ответа за то, что я вторгся на его территорию. Он всё равно нас нашел, прибыв на второй день на длинном и низком корабле с сорока воинами на веслах.
Его корабль двигался быстро и уверенно по никак не обозначенному каналу, что изгибался в сторону нашего убежища, а потом нос воткнулся в песок и кормчий рявкнул гребцам, чтоб сушили весла.
На землю спрыгнул крупный человек с лицом широким и плоским, как лопата, и бородой до пояса.
— Кто вы такие? — приветственно прорычал он.
— Вульф Ранульфсон, — ответил я. Я сидел на выцветшем бревне, принесенном морем, и даже не потрудился встать.
Он прошел по пляжу. Стоял теплый день, но на нем был плотный плащ, высокие сапоги и кольчуга. Спутанные волосы ниспадали до плеч.
С его пояса свисал длинный меч, а борода наполовину скрывала потемневшую серебряную цепь.
— И кто такой Вульф Ранульфсон? — спросил он.
— Странник из Хайтабу, — тихо отозвался я, — на пути домой.
— Так почему ты на одном из моих островов?
— Мы отдыхаем и чиним корабль.
— Я возьму с вас плату за отдых и починку, — заявил он.
— А я не заплачу, — отозвался я всё еще тихим голосом.
— Я Танквард, — с гордостью произнес он, как будто ожидая, что мне знакомо это имя. — У меня есть шестнадцать команд и корабли для них всех. Если я говорю, что ты заплатишь, ты заплатишь.
— И сколько ты хочешь?
— Достаточно серебра, чтобы сделать еще два звена для этой цепи, — предложил он.