— Вы кто такие? — нервно спросил один из мужчин. Он был крупным человеком с широкими плечами и обветренным лицом бывалого моряка. В руке он держал топор, опустив его к земле, в знак того, что не собирается нападать.
— Мое имя тебе ни о чем не скажет, — ответил я. — А кто ты?
— Блекульф, — прорычал он, потом кивнул в сторону судна. — Я построил его.
— Ты его построил, но оно мне нужно, — сказал я резко. Я подошел к месту, где мы свалили все его добро. Там было четыре бочки с упакованной в солому стеклянной посудой, две бочки медных гвоздей, небольшая коробка драгоценного янтаря и четыре тяжелых камня для ручной мельницы, обработанные и готовые на продажу. — Можешь все это забрать, — заявил я.
— И когда я получу его обратно? — спросил Блекульф с кислой миной. — На кой мне товар, если нет судна? Он посмотрел вглубь суши, хотя там и смотреть было не на что, кроме дождевых облаков, низко висящих над унылым пейзажем. — Эти ублюдки ограбят меня.
— Какие ублюдки? — спросил я.
— Скотты, — ответил он. — Дикари.
Так вот где мы очутились.
— Мы к северу или к югу от Фойрта? — спросил я его.
— К югу, — был ответ. — Кажется. Когда начался шторм, мы пытались пройти реку, — он пожал плечами.
— Ты вез товар в Шотландию? — спросил я.
— Нет, в Лунден. Нас было всего восемь.
— Команда из восьми человек? — с удивлением спросил я, это было слишком много.
— Восемь кораблей. Я так понимаю, что остался только один.
— Ты хорошо постарался, чтобы выжить, — ответил я.
Он выжил благодаря тому, что был хорошим моряком. Он понял, что внезапно надвигающийся шторм будет жестоким, и снял парус, разорвал его, так что его можно было приладить вокруг мачты, а потом с помощью гвоздей из своего груза прикрепил парус к бортам судна, соорудив временную палубу.
Это спасло суденышко от затопления, но грести было невозможно, поэтому его вынесло на эту длинную пустынную отмель.
— Утром тут появлялся дикарь, — сказал он угрюмо.
— Только один?
— У него было копье. Он наблюдал за нами, а потом исчез.
— Значит, еще вернется с друзьями., - заметил я и посмотрел на мальчишку, которому было около восьми-девяти лет. — Твой сын?
— Мой единственный сын, — ответил Блекульф.
Я позвал Финана.
— Забери мальчишку на борт Полуночника, — приказал я, а потом обернулся к фризам. — Твой сын — мой заложник, и ты пойдешь со мной. Если сделаешь все, что я скажу, то получишь свою лодку обратно вместе с грузом.
— И что же я должен делать? — подозрительно спросил он.
— Для начала сохрани свой корабль до утра, — ответил я.
— Господин, — крикнул Финан, я повернулся на север, куда он указывал. Дюжина человек верхом на низкорослых лошадях появилась из-за холмов. В их руках были копья.
Но нас было больше, и у дикарей хватило ума не приближаться к нам, пока мы пытались спустить на воду судно Блекульфа. Оно называлось Радуга. Это имя показалось мне странным.
— Пока мы его строили, всё время шел дождь, — объяснил он, — а когда спустили на воду, на небе появилась двойная радуга, — он пожал плечами. — Моя жена дала это имя.
В конце концов мы приподняли Радугу и смогли ее сдвинуть. Мы пели песни, чтобы богиня Ран посмотрелась в зеркало, когда спустили ее на воду на краю пляжа.
Финан вернулся на Полуночника, и мы закрепили веревку с кормы боевого корабля до носа Радуги и оттащили маленькую лодку через бьющиеся о берег волны.
Потом мы просто загрузили балласт и груз обратно в ее толстое брюхо, поставили мачту и укрепили ее плетеными кожаными веревками. Всадники на низкорослых лошадях наблюдали за нами, но не пытались помешать.
Должно быть, они решили, что выброшенное на мель судно будет легкой добычей, но появление Полуночника разрушило эти надежды, и когда начало смеркаться, они развернулись и ускакали прочь.
Я оставил Финана командовать Полуночником, а сам плыл на Радуге. Это было доброе судно, справное и крепкое, хотя нам постоянно приходилось вычерпывать воду из-за трещин в досках, но она плыла по неспокойному морю с достаточной легкостью.
Ночью ветер стал стихать. Он по-прежнему яростно дул, но волны уже не были столь злобными. Теперь море превратилось в мешанину из несущихся белых барашков, растворяющихся в темноте, пока мы плыли в открытое море.
Ветер дул всю ночь, иногда порывами, но так и не достиг того неистовства, как в разгар шторма, и когда наступил облачный рассвет, мы поставили на Радуге порванный парус и поплыли на ней впереди Полуночника. Мы направлялись на юг.
В полдень, под рваными небесами и по бурным волнам, мы подошли к Беббанбургу.
Вот где все началось целую жизнь назад.
Я был ребенком, когда увидел три корабля.
В моих воспоминаниях они выскользнули из густого тумана, возможно, так и было, но память часто подводит. Другой мой образ того дня — чистое безоблачное небо, так что, может, тумана и не было, но мне кажется, что море было пустым, и вдруг в одно мгновение с юга появились три корабля.
Это были прекрасные корабли. Казалось, что они невесомо парят по океану, а когда их весла погружались в воду, они скользили по волнам, едва их касаясь.
Их высокие носы и корма высоко изгибались и оканчивались позолоченными головами животных, змеями и драконами, и в тот далекий летний день я подумал, что эти три корабля танцуют на воде, побуждаемые поднимающимися и опускающимися серебристыми веслами.
Я зачарованно уставился на них. Это были датские корабли, первые из тех тысяч, что пришли опустошать Британию.