Саксонские Хроники - Страница 814

814

Эмблема Хэстена, выцветший череп, возвышалась на шесте в центре строя. Значит, он был здесь, но его не пригласили сопровождать Кнута и Сигурда.

Знамена со сломанным крестом и летящим вороном задержались у южного края моста, а два ярла поскакали в нашу сторону. Они придержали лошадей как раз перед деревянным настилом.

Этельфлед, стоящая рядом со мной, поежилась. Она ненавидела датчан, а теперь находилась в нескольких ярдах от двух самых грозных ярлов Британии.

— Вот что я сделаю, — начал Кнут без всяких приветствий или даже оскорблений. Он говорил спокойным тоном, как будто просто хотел организовать пирушку или гонки на лошадях. — Я захвачу тебя живым, Утред Беббанбургский, и сохраню тебе жизнь.

Я привяжу тебя меж двух столбов, чтобы народ мог над тобой насмехаться, и отдам твою женщину своим людям, чтобы ей попользовались на твоих глазах, до тех пор пока от нее не будет больше проку, — он посмотрел на Этельфлед своими светлыми холодными глазами.

— Я раздену тебя донага, женщина, и отдам своим людям, даже рабам, а ты, Утред Беббанбургский, будешь слышать ее рыдания, смотреть на ее стыд и увидишь, как она умрет.

А потом я займусь тобой. Я мечтал об этом, Утред Беббанбургский, мечтал, как будут отрезать от тебя кусочек за кусочком, пока у тебя не останется ни рук, ни ног, ни носа, ни ушей, ни языка, ни мужского естества.

А потом я сдеру с тебя кожу, дюйм за дюймом, и посыплю солью твою плоть, и буду слушать твои вопли. И мужчины будут на тебя мочиться, а женщины смеяться над тобой, и все это ты будешь видеть, потому что я оставлю тебе глаза. Но потом ты и их лишишься. А с ними закончится и история твой жалкой жизни.

Я ничего не ответил, когда он закончил. Река бурлила вокруг выломанных из моста камней.

— Уже язык проглотил, — навозный ублюдок? — рявкнул ярл Сигурд.

Я улыбнулся Кнуту.

— И почему же ты собираешься со мной все это проделать? — спросил я. — Разве я не выполнил твою просьбу? Разве я не обнаружил, кто захватил твою жену и детей?

— Ребенок, — с чувством произнес Кнут, — маленькая девочка! Что она такого сделала? И я найду твою дочь, Утред Беббанбургский, а когда ей насладится всякий, кто пожелает, я убью ее, как ты убил мою дочь! А если я ее найду до того, как ты умрешь, ты станешь свидетелем и ее смерти.

— Значит, ты сделаешь с ней то же, что и я с твоей дочерью?

— Обещаю, — ответил Кнут.

— Честно? — спросил я.

— Клянусь, — заявил он, прикоснувшись к молоту, висящему на сверкающей кольчуге.

Я сделал знак своим воинам. Стена из щитов позади меня раздвинулась, и мой сын подвел дочь Кнута к заграждению. Он держал ее за руку.

— Отец! — прокричала Сигрил, заметив Кнута, а тот просто изумленно уставился на нее. — Отец! — позвала Сигрил и попыталась вырваться из рук моего сына.

Я взял у него девочку.

— Сожалею о ее волосах, — сказал я Кнуту, — и, возможно, я немного ее поранил, когда отрезал их, потому что нож был совсем не таким острым, как я люблю. Но волосы отрастут, и через несколько месяцев она будет столь же прекрасна, как и была.

Я поднял девчонку, перекинул ее через баррикаду и отпустил. Она побежала к Кнуту, и я увидел радость и облегчение на его лице. Он наклонился и протянул ей руку, за которую она схватилась, поднял, усадил в седло и обнял, а потом в недоумении уставился на меня.

— Уже язык проглотил, навозный ублюдок? — приветливо поинтересовался я, а потом снова сделал знак, и на этот раз сквозь стену из щитов прошла Фригг. Она побежала к заграждению, взглянув на меня, и я кивнул.

Она перелезла через него, издав бессвязный звук, похожий на всхлипывания, и подбежала к Кнуту, и он выглядел еще более потрясенным, когда она схватилась за его ногу и кожаное стремя, прижавшись к нему, как будто от этого зависела ее жизнь.

— Ей не причинили вреда, — сказал я, — даже не тронули.

— Ты… — начал он.

— Гейрмунда было легко надуть, — объяснил я. — Поросенок и тело — вот всё, что нам понадобилось. И этого оказалось достаточным, чтобы убрать его с дороги, а мы смогли сжечь твои корабли. И твои тоже, — добавил я для Сигурда, — но думаю, ты это и так знаешь.

— Мы знаем и кое-что еще, поросячье дерьмо, — сказал Сигурд. Он повысил голос, чтобы его могли расслышать воины позади меня. — Эдуард Уэссекский не придет, — прокричал он. — Он решил отсидеться за городскими стенами. Ты надеешься, что он придет тебе на помощь?

— На помощь? — спросил я. — С чего бы это мне хотеть разделить славу победы с Эдуардом Уэссекским?

Кнут по прежнему не сводил с меня глаз. Он промолчал. Говорил лишь Сигурд.

— Этельред еще в Восточной Англии, — прокричал он, — потому что трусит переправиться через реку и наткнуться на датчанина.

— Это похоже на Этельреда.

— Ты один, навозный ублюдок, — Сигурд почти дрожал от злости.

— У меня большая армия, — заявил я, указывая на маленькую стену из щитов позади.

— Армия? — прорычал Сигурд, а потом настала тишина, потому что Кнут велел ему замолчать, дотронувшись до руки, увешанной золотыми браслетами.

Кнут по-прежнему крепко прижимал к себе дочь.

— Можешь уйти, — сказал он мне.

— Уйти? — спросил я. — Куда?

— Я дарую тебе жизнь, — заявил он, снова дотронувшись до руки Сигурда, чтобы пресечь его протесты.

— Моя жизнь тебе не принадлежит, ты не можешь мне ее даровать.

— Уходи, лорд Утред, — сказал Кнут почти умоляющим тоном. — Иди на юг, в Уэссекс, забери своих людей, просто уходи.

814