Саксонские Хроники - Страница 818

К оглавлению

818

— Сколько?

— Отряд разведчиков. Небольшой.

— Люди Кнута?

— Не могу сказать, — пожал он плечами.

— Ублюдок не мог пересечь эту канаву, — произнес я, думая, конечно, что Кнут именно это бы и сделал.

— Это не канава, — ответил Финан, — а река Там.

Я взглянул на мутные воды.

— Это река Там?

— Так сказали деревенские.

Я горько рассмеялся. Мы проехали весь путь от Тамворсига, чтобы снова оказаться у верховья этой реки? Во всем этом была какая-то тщетность, что-то, что соответствовало тому дню, когда я должен был, по моему мнению, умереть.

— Как называется это место? — спросил я Финана.

— Ублюдки сами, кажется, не знают, — весело ответил он, — один назвал это место Теотанхилом, а его жена сказала, что это Воднесфелд.

Значит, то была долина Теотты или поле Одина, но каким бы ни было название, здесь был конец пути, то место, где я буду ждать мстительного врага. И он уже приближался.

Разведчики уже показались на другой стороне брода, это означало, что всадники окружили нас с северной, восточной и западной стороны. По меньшей мере пятьдесят человек было на дальнем берегу реки Там, а Финан видел еще большее число всадников на западе, и я предположил, что Кнут разделил свое войско, отправив некоторых воинов на западный берег, а некоторых — на восточный.

— Мы все еще можем отправиться на юг, — сказал я.

— Он настигнет нас, — холодно ответил Финан, — и мы будем биться на открытой местности. Здесь мы можем хотя бы отступить к тому кряжу, — он кивнул в сторону лачуг, стоявших на низком холме.

— Сожги их, — велел я.

— Сжечь?

— Сожги дома. Скажи воинам, это знак для Эдуарда.

Вера в то, что Эдуард достаточно близко, чтобы увидеть дым, вселит в моих людей надежду, а воины с надеждой сражаются лучше, а затем я взглянул на загон, где находились лошади.

Я задавался вопросом, стоит ли нам ехать на запад, прорываться через немногочисленных лазутчиков, которые скрывались там, и надеяться достичь более высокого холма. Возможно, это была тщетная надежда, а потом мне показалось странным, что у загона была каменная стена.

Это была страна изгородей, и все же кто-то предпринял громадные усилия, чтобы сложить низкую стену из тяжелых камней.

— Утред! — крикнул я своему сыну.

— Отец? — подбежал он ко мне.

— Разбери эту стену. Позови всех на помощь, принесите мне камни размером с человеческую голову.

Он разинул рот от изумления.

— С человеческую голову?

— Выполняй! Принеси камни сюда и быстрее! Ролла!

— Господин? — неторопливо подошел огромный датчанин.

— Я поскачу к холму, а ты складывай камни в реку.

— Я?

Я расказал ему о своей задумке и увидел ухмылку на его лице.

— Смотри, чтобы те ублюдки, — я указал на лазутчиков Кнута, ожидавших далеко на востоке, — не увидели, что ты делаешь. Если подойдут ближе, прекращай работу. Ситрик!

— Господин?

— Знамена сюда, — я указал на место, где дорога уходила на запад от брода. Я поставлю наши знамена здесь, чтобы показать Кнуту, где мы хотим биться. Показать Кнуту, где я умру. — Моя госпожа! — позвал я Этельфлед.

— Я не уйду, — упрямо сказала она.

— Разве я об этом просил?

— Попросишь.

Мы подошли к невысокому холму, где Финан и еще дюжина воинов требовали, чтобы крестьяне выносили из домов свои пожитки.

— Забирайте всё, что хотите! — говорил им Финан.

— Собак, кошек, даже детей. Свои горшки, вертела, всё. Мы поджигаем дома!

Элдгрим выносил из дома старуху, пока ее дочь пронзительно протестовала.

— Нам обязательно сжигать дома? — поинтересовалась Этельфлед.

— Если Эдуард ведет войско, он должен знать, где мы, — холодно ответил я.

— Думаю, да, — просто сказала она. Затем повернулась, чтобы посмотреть на восток. Лазутчики все еще наблюдали за нами с безопасного расстояния, но войска Кнута не было видно.

— Что будем делать с мальчишкой?

Она говорила о сыне Кнута.

— Мы пригрозили убить его, — пожал я плечами.

— Но ты не убьешь. И Кнут это знает.

— Я могу.

Она мрачно рассмеялась.

— Ты не убьешь его.

— Если я выживу, он останется без отца, — ответил я.

Она нахмурилась в недоумении, потом поняла, к чему я клоню, и рассмеялась.

— Думаешь, сможешь победить Кнута?

— Мы остановились и будем драться, — сказал я. — Может, твой брат придет? А мы еще не будем мертвы.

— Так ты будешь его воспитывать?

— Сына Кнута? — я покачал головой. — Наверное, продам его. Когда он станет рабом, некому будет рассказать ему, кем был его отец. Он и не узнает о том, что он волк, а будет считать себя щенком.

Если я выживу, подумал я, а по правде говоря, я не думал, что переживу этот день.

— А ты, — я прикоснулся к руке Этельфлед, — должна уехать.

— Я…

— Мерсия — это ты! — рявкнул я на нее. — Люди любят тебя и следуют за тобой! Если ты умрешь, Мерсия потеряет свое сердце.

— А если я сбегу, — возразила она, — значит, Мерсия струсила.

— Ты уедешь, чтобы могла сражаться в другой битве.

— И как мне уехать? — спросила она, вглядываясь на запад, и там я заметил всадников, немного, но они тоже наблюдали за нами.

Их было шестеро или семеро, все по меньшей мере в двух милях от нас, но они нас видели. И, возможно, были и другие, еще ближе.

Если бы я отослал Этельфлед, эти люди последовали бы за ней, а если бы я отослал ее с достаточно большим отрядом сопровождения, что мог бы сразиться с любым врагом, повстречавшимся на пути, я бы просто сделал свою смерть еще более неизбежной.

818