Саксонские Хроники - Страница 819


К оглавлению

819

— Возьми пятьдесят человек, — сказал я ей, — возьми пятьдесят человек и поезжай на юг.

— Я остаюсь.

— Если тебя захватят… — начал я.

— Они изнасилуют меня и убьют, — произнесла она спокойно, а потом приложила палец к моей руке. — Это называется мученичество, Утред.

— Это называется глупостью.

На это она ничего не ответила, просто повернулась и посмотрела на север, а потом на восток и там, наконец, увидела людей Кнута. Сотни и сотни воинов покрыли тенью землю, они двигались на юг по дороге со стороны римской крепости, где мы оставили отсеченные головы.

Первые всадники почти достигли поворота дороги, ведущей на запад, к броду, там на мелководье работали мои люди. Ролла, по-видимому, заметил врага, потому что отозвал своих людей к западному берегу реки, где мы собирались встать в стену из щитов.

— Ты когда-нибудь слышала про холм Эска? — спросил я Этельфлед.

— Конечно, — отозвалась она, — отец любил рассказывать эту историю.

У холма Эска в давние времена произошла битва, я был еще мальчишкой и в тот зимний день находился в армии датчан, мы были так уверены в победе. Но обледеневшая земля согрелась от датской крови, а холодный воздух наполнился радостными возгласами саксов.

Харальд, Багсег и Сидрок Младший, Токи Кормчий — все эти люди из моего прошлого погибли, были убиты западными саксами, которые под предводительством Альфреда ждали за рвом. Священники, конечно, приписали эту неожиданную победу своему пригвожденному богу, но на самом деле это ров победил датчан.

Стена из щитов сильна, пока ее не прорвут, когда она стоит щит к щиту, плечо к плечу, стена из кольчуг, дерева, плоти и стали, но если ее прорвут, то начнется резня, а переправа через ров у холма Эска сломала ряды датчан, и саксонские воины устроили великую резню.

А моя маленькая стена из щитов стояла под защитой рва. Но в одном месте этот ров имел брод, и именно там, на мелководье, мы и будем сражаться.

Вспыхнул первый дом. Солома на крыше высохла под слоем мха, и пламя жадно ее поглощало. Из-под крыши побежали врассыпную крысы, когда мои люди понесли огонь к другим домам. Кому я посылал сигнал? Эдуарду?

Который, наверное, до сих пор трусит за стенами своего бурга? Я всматривался на юг, надеясь, вопреки всему, увидеть приближающихся всадников, но там был лишь сокол, кружащий на ветру высоко над опустевшими полями и лесами.

Птица почти не двигалась, ее крылья сделали взмах и замерли, а потом сокол сложил их и нырнул вниз, готовый убивать. Плохое предзнаменование? Я прикоснулся к своему молоту.

— Ты должна уехать, — повторил я Этельфлед, — отправляйся на юг.

Скачи во весь опор! Не останавливайся в Глевекестре, поезжай в Уэссекс. В Лунден! Там крепкие стены, но если город падет, ты сможешь отплыть на корабле во Франкию.

— Мое знамя здесь, — сказала она, — указывая на брод, — а где знамя, там и я.

На ее флаге был изображен белый гусь, сжимающий крест и меч.

Знамя было довольно уродливым, но гусь являлся символом святой Вербурги, женщины, что однажды отогнала стаю гусей от хлебного поля, и за это деяние она и стала святой, эта победительница гусей была покровительницей Этельфлед. Сегодня ей придется как следует потрудиться, подумал я.

— Кому ты доверяешь? — спросил я ее.

Она нахмурилась в ответ.

— Доверяю? Тебе, конечно, твоим воинам и моим, а что?

— Найди того, кому доверяешь, — сказал я. Пламя от ближайшего дома меня обожгло. — Вели ему убить тебя до того, как датчане тебя захватят. Вели ему встать позади тебя и нанести удар по затылку.

Я провел пальцем по ее волосам и прикоснулся к коже у основания черепа.

— Вот тут, — объяснил я, нажимая пальцем. — Это быстро и безболезненно. Не становись мученицей.

Она улыбнулась.

— Господь на нашей стороне, Утред. Мы победим, — она произнесла это очень решительно, как будто тут не было места для возражений, а я просто взглянул на нее. — Мы победим, — повторила она, — потому что с нами Бог.

Какие же глупцы эти христиане.

Я спустился к месту своей погибели и смотрел, как приближаются датчане.

Так проходят битвы. В конце концов стены из щитов столкнутся, и начнется резня, одна сторона возьмет верх над другой в беспорядочной бойне, но перед тем, как встретятся клинки и щиты, воины должны собраться с духом, прежде чем броситься в атаку.

Противники смотрят друг на друга, насмехаются и оскорбляют. Юные глупцы в обеих армиях выскакивают перед стеной из щитов, вызывая врага на одиночный поединок, хвастаются, скольких они сотворят вдов и рыдающих над могилами отцов сирот.

И эти юные глупцы будут драться и половина из них умрет, а другую половину будет распирать от гордости после кровавой победы, но это все равно не будет настоящей победой, потому что стены из щитов еще не столкнулись.

И ожидание продолжится. Кто-то начнет блевать от страха, другие будут петь, а кто-то молиться, но потом, наконец, одна из сторон двинется вперед. Обычно медленно.

Воины пригнутся под щитами, зная, что до того, как щиты встретятся, их поприветствуют копья, топоры и стрелы, и лишь когда они будут уже близко, действительно близко, начнется атака.

Раздастся громкий рёв, звуки ярости и страха, и щиты загрохочут друг о друга, взметнутся упадут большие клинки, вонзятся мечи, и небеса наполнятся воплями, когда две стены из щитов будут драться на смерть. Так проходят битвы.

А Кнут всё изменил.

Началось всё как обычно. Моя стена из щитов встала на дальнем конце брода, что был не больше двадцати шагов в ширину. Мы находились на западном берегу, а люди Кнута прибывали с востока и, достигнув перекрестка, спешивались.

819