Нас разделяли десять шагов. Он остановился и ждал с едва заметной улыбкой.
Я сделал еще один шаг. Вода омывала мои сапоги. Подойди к нему ближе, говорил я себе, чтобы он не мог развернуться со своим зловещим клинком. Он будет этого ждать. Может, мне стоит отойти назад, позволить ему самому приблизиться.
— Господин! — раздался голос за моей спиной.
Кнут поднял Ледяную Злобу, хотя и не сильно сжимал ее в руке. Клинок мерцал серебристыми отсветами при каждом движении. Он заглянул мне в глаза. Тот, кто дерется таким смертоносным мечом, всегда смотрит в глаза противнику.
— Господин! — это был голос Финана.
— Отец! — быстро выкрикнул Утред.
Кнут посмотрел мне за спину, и внезапно выражение его лица переменилось. Он был в приподнятом настроении, но теперь вдруг его лицо озарила тревога. Я попятился и обернулся.
И увидел приближающихся с запада всадников, сотни всадников взбирались на холм, где горели сараи, посылая свои мрачные сигналы небесам. Сколько их?
Я не мог точно сказать, но, может, две или три сотни? Я повернулся обратно к Кнуту, и прочитал по его лицу, что вновь прибывшие — не его люди. Он послал войско через канаву к северу от нас, но эти всадники помешали бы их продвижению к нашему флангу. Если они были саксами.
Я снова обернулся и увидел, как всадники спешивались, а мальчишки отводили их лошадей обратно, вниз с холма, а там, на вершине, где горели дома, выстраивалась новая стена из щитов.
— Кто они? — крикнул я Финану.
— Бог знает, — отозвался он.
И пригвожденный бог и правда знал, потому что на фоне неба внезапно развернулось знамя, огромный флаг с изображением христианского креста.
Мы были не одни.
Я отступил, почти споткнувшись о тело.
— Трус! — заорал на меня Кнут.
— Ты сказал, что случится, если я умру, — крикнул я ему, — но что будет, если умрешь ты?
— Если умру я? — вопрос, похоже, его озадачил, как будто такой исход был совершенно невероятен.
— Твоя армия покорится мне? — спросил я.
— Они тебя убьют, — рявкнул он.
Я мотнул головой в сторону холма, где стояли вновь прибывшие под знаменем с крестом.
— Теперь это будет немного сложнее.
— Лишь больше саксов, которых можно убить, — заявил Кнут. — Еще больше отбросов можно вымести с этой земли.
— Так если мы с тобой будем драться, — поинтересовался я, — и ты победишь, то ты отправишься на юг, чтобы встретиться с Эдуардом?
— Может быть.
— А если проиграешь, твоя армия все равно отправится на юг?
— Я не проиграю, — проревел он.
— Но ты предлагаешь нечестную драку, — заявил я. — если ты проиграешь, то твоя армия должна мне покориться.
В ответ он расхохотался.
— Ты глупец, Утред Беббанбургский.
— Если моя смерть ничего не изменит, то с какой стати мне драться?
— Потому что такова судьба, — произнес Кнут, — только ты и я.
— Если ты умрешь, — настаивал я, — твоя армия должна подчиниться моим приказам. Скажи им это.
— Я скажу им, чтоб обоссали твой труп, — рявкнул он.
Но сначала ему придется меня убить, а теперь я был сильнее. Вновь прибывшие под большим знаменем с крестом были союзниками, а не врагами. Должно быть, это их разведчиков мы видели на западе, а теперь они были здесь, и, хотя это была и не армия, на вершине холма находилось две или три сотни воинов, достаточно, чтобы сдерживать датчан, что переправились через реку к северу от меня.
— Если мы будем драться, — сказал я Кнуту, — то это будет справедливая битва. Победишь ты — моим людям оставят жизнь, а если я, то твои люди подчинятся моим приказам.
Он не ответил, а я развернулся и пошел обратно к своим. Я заметил, что датчане на севере прекратили продвигаться, обеспокоенные новым войском, а основные силы Кнута по ту сторону брода до сих пор не выстроились в стену из щитов.
Они столпились на краю брода, чтобы наблюдать, как мы деремся, и теперь Кнут рявкнул на них, чтобы вставали в строй. Он хотел быстро пойти в атаку, но его воинам понадобилось несколько мгновений, чтобы построиться и сомкнуть щиты.
А пока они вставали в новую стену из щитов, я протиснулся через наш строй. Юный Этельстан быстро и беспечно скакал вниз по склону.
— Господин! Господин! — кричал он.
За ним следовала Этельфлед, но я проигнорировал их обоих, потому что с холма спускалось еще два всадника. Один из них был крупным бородатым воином в кольчуге и шлеме, а другой — священником, который не носил доспехов, а был лишь в длинной черной рясе, и он улыбнулся, поравнявшись со мной.
— Я подумал, что тебе нужна помощь, — произнес он.
— Ему вечно нужна помощь, — заявил верзила, — лорд Утред грохнулся в яму с дерьмом, а мы его оттуда вытаскиваем, — осклабился он. — Приветствую, друг мой.
Это был отец Пирлиг, и он был моим другом. До того, как стать священником, он был великим воином, валлийцем, гордившимся своим народом. Его борода поседела, как и волосы под шлемом, но лицо было как всегда живым.
— Поверишь ли ты, — спросил я его, — что я рад тебя видеть?
— Я тебе верю! Потому что это самая вонючая яма с дерьмом, которую я когда-либо видел, — заявил Пирлиг. — У меня двести тридцать восемь человек. А сколько ублюдков у него?
— Тысячи четыре.
— О, неплохо, — отозвался Пирлиг. — Хорошо, что мы валлийцы. Четыре тысячи датчан? Никаких проблем для нескольких валлийцев.
— Вы все валлийцы? — спросил я.
— Мы попросили о помощи, — произнес другой священник, — чтобы быть уверенными в том, что свет учения Господа нашего не исчезнет из Британии, что язычники будут полностью разгромлены и любовь Христова наполнит эти земли.