Саксонские Хроники - Страница 454


К оглавлению

454

Стеапа кивнул.

— Он был в кресле. Был привязан к нему.

— Тебе известно, жива ли Этельфлэд?

— Она жива, — ответил Стеапа. — Когда мы уходили, я видел ее. Она была на том корабле, который раньше стоял на пристани Лундена… На корабле, которому ты позволил уйти.

— На «Покорителе Волн», — сказал я.

— На корабле Зигфрида. Он показал ее нам. И заставил Этельфлэд встать на рулевой площадке.

Одетой?

Одетой? — переспросил Стеапа, нахмурясь, будто я задал неуместный вопрос. Потом ответил: — Да, одетой.

Если повезет, они не изнасилуют ее, — сказал я, надеясь, что говорю правду. — Она будет больше стоить нетронутой.

— Больше стоить?

Приготовься к выплате выкупа, — сказал я.

Мы уже чуяли грязную вонь Лундена. «Морской Орел» скользнул в док.

Гизела ждала меня, и, когда я рассказал ей новости, тихо вскрикнула, словно от боли. Потом она дождалась, пока на берег сойдет Этельред, но тот не обратил на нее внимания, как и на меня, и с бледным лицом зашагал вверх по холму к своему дворцу. Его люди — те, что уцелели — окружили его защитным кольцом.

А я нашел выдохшиеся чернила, очинил перо и написал еще одно письмо Альфреду.

Часть третья
НАКАЗАНИЕ

Глава 9

Нам запретили плыть вниз по Темезу.

Епископ Эркенвальд отдал мне этот приказ, и первым моим побуждением было огрызнуться. Я сказал, что корабли саксов — все до последнего в широком устье — должны безжалостно разорять датчан. Он позволил мне высказаться, не перебив ни единым словом, — и похоже, проигнорировал все сказанное мной. Епископ писал, копируя какую-то книгу, лежащую на высоком столе.

— Какой толк будет от такого насилия? — в конце концов едко спросил он.

— Это научит их бояться нас, — ответил я.

— Бояться нас, — эхом отозвался он, произнося каждое слово очень отчетливо и насмешливо.

Его перо царапало по пергаменту.

Эркенвальд призвал меня в свой дом, стоявший рядом с дворцом Этельреда, и дом епископа оказался на редкость неуютным. В большой главной комнате не было ничего, кроме пустого очага скамьи и высокого стола, за которым он писал.

На скамье сидел молодой священник и молча тревожно наблюдал за мной и епископом. Я не сомневался, что он находится здесь только для того, чтобы быть свидетелем. Если во время нашей встречи разгорится спор, у епископа будет тот, кто подтвердит его версию случившегося.

Но на этой встрече прозвучало мало слов, потому что Эркенвальд снова надолго перестал обращать на меня внимание, согнувшись над столом и впившись глазами в слова, которые так старательно царапал.

— Если я не ошибаюсь, — внезапно заговорил он, не отрывая взгляда от пергамента, — датчане только что уничтожили самый большой флот из всех, когда-либо собиравшихся в Уэссексе. Я сомневаюсь, что они испугаются, если ты взбаламутишь воду своими несколькими веслами.

— Итак, мы оставим воды спокойными? — сердито спросил я.

— Осмелюсь сказать, — начал тот, потом помедлил, выводя очередную букву, — пожелание короля таково: мы не должны совершать ничего такого, что усугубило бы, — еще одна пауза, пока выводится еще одна буква, — усугубило бы злосчастную ситуацию.

— Злосчастная ситуация, — сказал я, — это когда его дочь ежедневно насилуют датчане? И ты ожидаешь, что мы будем бездействовать?

— Именно. Ты уловил суть моих приказов. Ты не будешь делать ничего, что ухудшило бы ситуацию.

Епископ все еще не смотрел на меня. Обмакнув перо в чернила, он осторожно дал стечь чернилам с кончика, после чего спросил:

— Как ты можешь помешать осе жалить тебя?

— Убью ее прежде, чем она ужалит, — ответил я.

— Ты можешь помешать ей, если не будешь двигаться, — сказал епископ. — Именно так мы и будем себя вести Мы не будем делать ничего, что ухудшило бы положение дел. У тебя есть доказательства того, что госпожу насилуют?

— Нет.

— Она для них очень ценна, — сказал епископ, повторив мой собственный довод, который я привел в разговоре со Стеапой. — И, полагаю, они не сделают ничего, что уменьшило бы ее ценность. Без сомнения, ты лучше меня осведомлен об обычаях язычников, но если у наших врагов есть хоть толика здравого смысла, они будут обращаться с пленницей с уважением, приличествующим ее сану. — Эркенвальд наконец взглянул на меня — искоса, с неприкрытым отвращением. — Мне понадобятся воины, когда придет время собирать выкуп.

Он имел в виду, что моим людям придется угрожать всем и каждому, кто имеет хоть одну жалкую монету.

— И каким может быть выкуп? — угрюмо спросил я, гадая, какого вклада Эркенвальд ожидает от меня.

— Тридцать лет тому назад во Франкии, — епископ снова писал, — аббата Луи из монастыря Святого Дениза взяли в плен. Благочестивого, хорошего человека. Выкуп за аббата и его брата составил шестьсот восемьдесят шесть Фунтов золотом и две тысячи двести пятьдесят фунтов серебром. Госпожа Этельфлэд — всего лишь женщина, но я не могу себе представить, чтобы наши враги согласились на меньшую сумму.

Я промолчал. Выкуп, о котором упомянул епископ, был невообразимым, однако Эркенвальд был явно прав, считая, что Зигфрид захочет получить такую же или, скорее всего, даже большую сумму.

Итак, ты видишь, — холодно проговорил епископ, — что госпожа очень ценна для этих язычников, и они не захотят уменьшить ее цену. Я заверил в том господина Этельреда и был бы благодарен, если бы ты не лишал его этой надежды.

— У тебя есть вести от Зигфрида? — спросил я, думая, что Эркенвальд, похоже, не сомневается — с Этельфлэд обращаются хорошо.

454