— Помоги нам уехать отсюда.
— А что сделает твой отец, если я помогу тебе? — спросил я и не получил ответа. — Я думал, ты ненавидишь датчан.
— Эрик норвежец, — ответила Этельфлэд.
— Датчане, норвежцы, норманны, викинги, язычники — все они враги твоего отца.
Этельфлэд посмотрела на открытое пространство рядом с очагом, где два голых безумца теперь боролись, вместо того чтобы заняться любовью, как, без сомнения, предвкушала аудитория. Мужчина был больше, но тупее, и женщина, под громогласные ободряющие крики, била его по голове пучком подобранного с пола тростника.
— Почему они позволяют им это делать? — спросила Этельфлэд.
— Потому что их это развлекает, — ответил я, — и потому, что у них нет своры одетых в черное клириков, которые рассказали бы им, что правильно, а что нет. И за это, моя госпожа, я их и люблю.
Та снова опустила глаза и тихо проговорила:
— Я не хотела влюбляться в Эрика.
— Но влюбилась.
В ее глазах стояли слезы.
— Я ничего не могла с собой поделать. Я молилась, чтобы этого не произошло, но чем больше молилась, тем больше думала о нем.
— И вот ты его любишь.
— Да.
— Он хороший человек, — заверил я.
— Ты так думаешь? — жадно спросила она.
— Я и вправду так думаю.
— И он собирается стать христианином, — воодушевленно продолжала Этельфлэд. — Он мне это пообещал. Он хочет стать христианином, правда!
Это меня не удивило. Эрик давно показывал, как его зачаровывает христианство, и я сомневался, что Этельфлэд пришлось долго его уговаривать.
— А как же Этельред? — спросил я.
— Я его ненавижу!
Этельфлэд прошипела это так яростно, что Зигфрид повернулся и уставился на нее. Потом пожал плечами, не понимая, что она сказала, и снова стал смотреть на драку голых.
— Ты потеряешь семью, — предупредил я.
— Я обрету семью, — твердо сказала Этельфлэд. — Мы с Эриком станем семьей.
— И будешь жить среди датчан, которых ненавидишь.
— Ты ведь живешь среди христиан, господин Утред, — ответила она с проблеском былого озорства.
Я улыбнулся.
— Ты уверена? Насчет Эрика?
— Да, — с силой ответила она.
Конечно, то говорила любовь.
Я вздохнул.
— Я помогу вам, если смогу.
Этельфлэд положила маленькую руку на мою.
— Спасибо.
Теперь подрались две собаки, и гости криками подбадривали животных. Когда снаружи летний вечер стал переходить в ночь, зажгли свечи и поставили во главе стола.
Подали еще эля и березового вина, и уже хрипло распевали первые пьяные.
— Скоро они начнут драться, — сказал я Этельфлэд.
Так и вышло.
Четверым сломали кости, не успел закончиться пир, а еще одному выдавили глаз, прежде чем его сердитого пьяного противника успели оттащить. Стеапа сидел рядом с Веландом, и хотя они говорили на разных языках, но передавали друг другу оправленный в серебро рог с выпивкой и отпускали пренебрежительные комментарии насчет дерущихся, которые в пьяной ярости валились на пол. Веланд явно хорошо упился, потому что обхватил Стеапу огромной ручищей за плечи и начал петь.
— Ты ревешь, как теленок, которого кастрируют! — заорал Зигфрид Веланду.
Потом потребовал, чтобы привели настоящего певца, и слепому скальду дали кресло возле очага. Тот ударил по струнам арфы и начал петь о могуществе Зигфрида. Он рассказывал о франках, которых убил Зигфрид, о саксах, сраженных его мечом — Внушающим Страх, и о фризских женщинах, которых сделал вдовами облаченный в медвежью шкуру норвежец. В поэме упоминались имена многих людей Зигфрида, перечислялись их геройские подвиги в битвах, и всякий раз, когда назывался очередной человек, тот вставал, а его друзья разражались приветственными криками. Если упомянутый герой был мертв, слушатели трижды ударяли по столу, чтобы мертвец услышал торжественную овацию, находясь в зале Одина. Но самые громогласные крики звучали в честь Зигфрида, который каждый раз поднимал рог с элем, когда упоминалось его имя.
Я оставался трезвым. Это было трудно, потому что меня подбивали не отставать от Зигфрида: против каждого осушенного им рога — мой. Но я знал, что на следующее утро мне предстоит вернуться в Лунден, а значит, нужно было закончить разговор с Эриком этой же ночью. Хотя, по правде говоря, небо на востоке уже светлело, когда я покинул зал.
Этельфлэд в сопровождении наиболее трезвых и самых старших охранников отправилась в постель несколько часов назад. Пьяные громко храпели, растянувшись под скамьями, Зигфрид полулежал на столе, когда я оставил зал. Он открыл один глаз и нахмурился, видя, что я ухожу.
— Так мы договорились? — сонно спросил он.
— Договорились, — подтвердил я.
— Привези деньги, сакс, — прорычал он и снова уснул.
Эрик ждал меня у дома Этельфлэд. Я знал, что он будет там, и мы заняли прежние места на укреплениях, откуда я наблюдал, как серый свет растекается, как пятно, по спокойным водам устья.
— Вон «Покоритель Волн», — сказал Эрик, кивнув на корабли, вытащенные внизу на илистый берег.
Может, он и в состоянии был различить красивое судно, которое сделал сам, но для меня все корабли были лишь темными силуэтами на сером фоне.
— Я дочиста выскоблил корпус, — сказал Эрик, — проконопатил его, и теперь у судна снова быстрый ход.
— Твоей команде можно доверять?
— Все они поклялись мне в верности. Им можно доверять. — Эрик помолчал. Легкий ветерок шевельнул его темные волосы. — Но вот чего они не станут делать, — продолжал он тихо, — так это сражаться с людьми моего брата.